Зураб Нанобашвили:
«Меня не интересует технический театр с эффектами. В театре главное — Человек»
Беседовала Галина Анощенко
Таганрогский театр имени А.П. Чехова готовится к возвращению на сцену спектакля «Вишнёвый сад». Уникальность ситуации в том, что за его постановку, как и в прошлый раз, снова возьмётся Заслуженный артист России, лауреат Государственных премий Зураб Нанобашвили. Недавно он представил донской публике спектакль «Метод» по пьесе испанского драматурга Жорди Гальсерана.
Вообще, у Зураба Анзоровича с таганрогским театром давняя и прочная творческая дружба. Гастроли Вологодского драматического театра, возглавляемого Зурабом Нанобашвили, стали культурным событием в Ростовской области.
В ожидании премьеры мы побеседовали с Зурабом Нанобашвили о современной театральной режиссуре и самом театре.
- 9 лет назад я уже ставил «Вишнёвый сад» в Чеховском театре. Сейчас министерство культуры финансирует возрождение спектакля по предложению художественного руководителя театра Сергея Герта.
Но вы понимаете, это будет уже другой спектакль, с другими актёрами. Прежними останутся, скорее всего, декорации. Может, это будет какая-то фантазия на тему прошлого спектакля.
Идея, конечно, во мне уже живёт, но я её пока не развиваю, премьера только в сентябре. Сейчас идёт очень серьёзная работа по подготовке к фестивалю «Голоса истории», где Вологодский драматический театр на территории Кирилло-Белозерского музея-заповедника представит пьесу «Земля крови» по произведению Леси Украинки.
А по поводу Чехова… видение темы и проблемы в новом «Вишнёвого сада» у меня есть, иначе бы не взялся за него снова.
- В Кириллове на фестивале у Вас будет необычная театральная площадка, под открытым небом, среди монастырских стен. Как выбор места действия влияет на характер пьесы?
- Во мне есть стремление к открытому сценическому пространству – там не идет подмена настоящей земли, огня, воды, или вдруг начавшегося дождя. И в этом настоящем мире ты можешь создать свой мир, при этом опираясь на исток, реальное начало. И в спектакле эти природные стихии могут стать символами. Например, случайно поднимается ветер, и он вносит другой ритм в спектакль, появляется такая атмосфера, которой ты не предполагал. Так приходит ощущение счастья, и нестерпимо хочется жить.
Знаете, меня не интересует технический театр с эффектами, может оттого, что уже умею это делать. Но нужно отдавать себе отчет, что театр должен быть для людей. К тому же театр – это здесь и сейчас. Это не ноты, не кинематограф и не живопись, чтобы через 50 лет зритель понял, каким гениальным был спектакль.
Театр должен быть живым. Поэтому постановки «стареют», теряют актуальность. Дольше 5-7 лет могут идти только очень талантливые спектакли, опережающие время, они с каждым годом «добирают» своего зрителя.
Еще долгожителями бывают архаичные, музейные спектакли, трогающие публику самыми очевидными приёмами. Конечно, я со временем снимаю часть своих постановок, если понимаю, что это уже не тот спектакль, о котором думал, когда его ставил.
- Как Вы определяете свою режиссуру, и какими качествами, по-Вашему, должен обладать театральный лидер?
- Всегда хочется добиться максимального результата, тем более в провинциальных театрах, когда приходится формировать труппу не в очень простых условиях. Я имею виду нехватку профессионалов, финансовых и технических ресурсов для создания высококачественного спектакля. Так пьесы и идеи можно откладывать десятками.
Но я, конечно, считаю себя театральным лидером. Так говорят факты. Даже если перестану быть художественным руководителем, в любом случае всегда смогу вокруг себя создавать театральную среду, ставить спектакли. Главное – мировоззрение, гражданская позиция. А еще одержимость делом и вера в его необходимость. Чтобы донести свой взгляд до зрителя, я должен мотивировать актеров. Они ведь не приходят в театр играть какую-то конкретную роль.
Надо очень бережно и терпеливо раскрывать в них зерно образа, быть акушером их творческого рождения, понимая, что главное в театре – Человек, актёр. Необходимо абсолютное, безраздельное доверие мне как режиссёру, тогда моя диктатура в театре будет не навязанной, а добровольной.
- К актёрам Вы приходите с твёрдым пониманием спектакля, с готовым решением сцены? Как это происходит?
- По-разному. Иногда существует тема. Например, «Гамлет» мне хотелось сделать про семью. Ведь это королевская семья, поэтому их разборки стали фатальными для всей страны. Но у меня не получалось найти Клавдия. И вдруг я обнаружил, что вот актёр, который уже вырос. И стало интересно, а что, если Клавдий и Гамлет будут ровесниками. То есть Гертруда, сама этого не осознавая, провоцирует трагедию в семье и превращается уже не в функцию, а в мотивацию. Потом появилась линия Горацио, у которого нет никого, своей семьёй он считает Гамлета. И Полония я уже представил не интриганом и ловким царедворцем, а любящим отцом, который в одиночку вырастил свою дочь, Офелию.
- У Ваших спектаклей есть одна сквозная мысль, которая пронизывает каждую постановку?
- Это разговор с Богом. В любой форме. С разумом, с анархией или с чувством – с тем, что над тобой, чему не дашь сразу объяснения.
При этом ты обращаешься к Богу, но не слышишь его, а угадываешь его знаки.
- А на своих спектаклях Вы где находитесь? В зале? За кулисами?
- Я никогда их не смотрю, только на репетициях и прогоне. Я их слушаю. Иногда могу посмотреть сцены, в которых не уверен, чтобы потом их отработать. Это очень личное отношение к своему детищу.
- Вы ставите много спектаклей по классическим произведениям. Как Вы выстраиваете отношения с авторами и текстом?
- Любой классический текст обладает абсолютной художественной правдой. Безусловно, у меня есть к нему пиетет, но нет полного подчинения ему. Литературное произведение – это повод для размышления. Главное, чтобы твои мысли соответствовали уровню этого текста. Для воплощения идеи спектакля я могу переставить местами сцены, изменить финал, заменить слово действием. Хотя в современном театре недооценивается значение слова. И с этим приходится бороться постоянно.
- С чем ещё боретесь? В чём главные проблемы современного театра?
- Проблем очень много. Схематичность, клиповость, избыток «экшена» и спецэффектов. Они не дают зрителю возможности впитать то, что происходит на сцене. Гонка человека за скоростью мешает театру, все стараются быстро проживать что-то.
Очень важно в спектакле остановить секунду, минуту, чтобы зритель в эту важную минуту мог до конца рассмотреть ту проблему, которую ты заявляешь.
- Как Вы считаете, зрителя всегда нужно активно вовлекать в сценическое действие?
- Я не боюсь это делать. «Четвёртая стена» в театре, стена между актером и зрителем - это придумано для того, чтобы сосредоточить внимание актёра на сцене. Этой стены не существует.
- Что нужно знать о природе Вашего театра?
- Природа моего театра – беседа. Я беседую со зрителем, вгоняю в сомнения, иногда очень напористо. Проповедую, использую сцену как кафедру, жду обратной связи. Любые эмоции хороши, кроме безразличия.
Конечно, чтобы всего этого добиться, необходим свой театр, от купленного билета. Вот этот самый билет приходится постоянно держать в голове. Из-за него я часто делаю спектакли визуально привлекательными, чтобы за красивой картинкой спрятать главную мысль, часто сложную, болезненную. К сожалению, создать такой театр, какой мне бы максимально хотелось, невозможно.
- Эти новые, неординарные формы, с помощью которых Вы моделируете театральное пространство, дают основание называть Вас реформатором?
- Можно сказать, что я ломаю стереотипы, но реформатором театра себя не считаю.
Справка: Зураб Нанобашвили. Режиссёр. Художественный руководитель Вологодского драматического театра. Заслуженный артист России, лауреат Государственных премий Вологодской области. Награжден Орденом Дружбы РФ и почётным знаком «За заслуги перед Вологдой».
Источник
В ожидании премьеры мы побеседовали с Зурабом Нанобашвили о современной театральной режиссуре и самом театре.
- 9 лет назад я уже ставил «Вишнёвый сад» в Чеховском театре. Сейчас министерство культуры финансирует возрождение спектакля по предложению художественного руководителя театра Сергея Герта.
Но вы понимаете, это будет уже другой спектакль, с другими актёрами. Прежними останутся, скорее всего, декорации. Может, это будет какая-то фантазия на тему прошлого спектакля.
Идея, конечно, во мне уже живёт, но я её пока не развиваю, премьера только в сентябре. Сейчас идёт очень серьёзная работа по подготовке к фестивалю «Голоса истории», где Вологодский драматический театр на территории Кирилло-Белозерского музея-заповедника представит пьесу «Земля крови» по произведению Леси Украинки.
А по поводу Чехова… видение темы и проблемы в новом «Вишнёвого сада» у меня есть, иначе бы не взялся за него снова.
- В Кириллове на фестивале у Вас будет необычная театральная площадка, под открытым небом, среди монастырских стен. Как выбор места действия влияет на характер пьесы?
- Во мне есть стремление к открытому сценическому пространству – там не идет подмена настоящей земли, огня, воды, или вдруг начавшегося дождя. И в этом настоящем мире ты можешь создать свой мир, при этом опираясь на исток, реальное начало. И в спектакле эти природные стихии могут стать символами. Например, случайно поднимается ветер, и он вносит другой ритм в спектакль, появляется такая атмосфера, которой ты не предполагал. Так приходит ощущение счастья, и нестерпимо хочется жить.
Знаете, меня не интересует технический театр с эффектами, может оттого, что уже умею это делать. Но нужно отдавать себе отчет, что театр должен быть для людей. К тому же театр – это здесь и сейчас. Это не ноты, не кинематограф и не живопись, чтобы через 50 лет зритель понял, каким гениальным был спектакль.
Театр должен быть живым. Поэтому постановки «стареют», теряют актуальность. Дольше 5-7 лет могут идти только очень талантливые спектакли, опережающие время, они с каждым годом «добирают» своего зрителя.
Еще долгожителями бывают архаичные, музейные спектакли, трогающие публику самыми очевидными приёмами. Конечно, я со временем снимаю часть своих постановок, если понимаю, что это уже не тот спектакль, о котором думал, когда его ставил.
- Как Вы определяете свою режиссуру, и какими качествами, по-Вашему, должен обладать театральный лидер?
- Всегда хочется добиться максимального результата, тем более в провинциальных театрах, когда приходится формировать труппу не в очень простых условиях. Я имею виду нехватку профессионалов, финансовых и технических ресурсов для создания высококачественного спектакля. Так пьесы и идеи можно откладывать десятками.
Но я, конечно, считаю себя театральным лидером. Так говорят факты. Даже если перестану быть художественным руководителем, в любом случае всегда смогу вокруг себя создавать театральную среду, ставить спектакли. Главное – мировоззрение, гражданская позиция. А еще одержимость делом и вера в его необходимость. Чтобы донести свой взгляд до зрителя, я должен мотивировать актеров. Они ведь не приходят в театр играть какую-то конкретную роль.
Надо очень бережно и терпеливо раскрывать в них зерно образа, быть акушером их творческого рождения, понимая, что главное в театре – Человек, актёр. Необходимо абсолютное, безраздельное доверие мне как режиссёру, тогда моя диктатура в театре будет не навязанной, а добровольной.
- К актёрам Вы приходите с твёрдым пониманием спектакля, с готовым решением сцены? Как это происходит?
- По-разному. Иногда существует тема. Например, «Гамлет» мне хотелось сделать про семью. Ведь это королевская семья, поэтому их разборки стали фатальными для всей страны. Но у меня не получалось найти Клавдия. И вдруг я обнаружил, что вот актёр, который уже вырос. И стало интересно, а что, если Клавдий и Гамлет будут ровесниками. То есть Гертруда, сама этого не осознавая, провоцирует трагедию в семье и превращается уже не в функцию, а в мотивацию. Потом появилась линия Горацио, у которого нет никого, своей семьёй он считает Гамлета. И Полония я уже представил не интриганом и ловким царедворцем, а любящим отцом, который в одиночку вырастил свою дочь, Офелию.
- У Ваших спектаклей есть одна сквозная мысль, которая пронизывает каждую постановку?
- Это разговор с Богом. В любой форме. С разумом, с анархией или с чувством – с тем, что над тобой, чему не дашь сразу объяснения.
При этом ты обращаешься к Богу, но не слышишь его, а угадываешь его знаки.
- А на своих спектаклях Вы где находитесь? В зале? За кулисами?
- Я никогда их не смотрю, только на репетициях и прогоне. Я их слушаю. Иногда могу посмотреть сцены, в которых не уверен, чтобы потом их отработать. Это очень личное отношение к своему детищу.
- Вы ставите много спектаклей по классическим произведениям. Как Вы выстраиваете отношения с авторами и текстом?
- Любой классический текст обладает абсолютной художественной правдой. Безусловно, у меня есть к нему пиетет, но нет полного подчинения ему. Литературное произведение – это повод для размышления. Главное, чтобы твои мысли соответствовали уровню этого текста. Для воплощения идеи спектакля я могу переставить местами сцены, изменить финал, заменить слово действием. Хотя в современном театре недооценивается значение слова. И с этим приходится бороться постоянно.
- С чем ещё боретесь? В чём главные проблемы современного театра?
- Проблем очень много. Схематичность, клиповость, избыток «экшена» и спецэффектов. Они не дают зрителю возможности впитать то, что происходит на сцене. Гонка человека за скоростью мешает театру, все стараются быстро проживать что-то.
Очень важно в спектакле остановить секунду, минуту, чтобы зритель в эту важную минуту мог до конца рассмотреть ту проблему, которую ты заявляешь.
- Как Вы считаете, зрителя всегда нужно активно вовлекать в сценическое действие?
- Я не боюсь это делать. «Четвёртая стена» в театре, стена между актером и зрителем - это придумано для того, чтобы сосредоточить внимание актёра на сцене. Этой стены не существует.
- Что нужно знать о природе Вашего театра?
- Природа моего театра – беседа. Я беседую со зрителем, вгоняю в сомнения, иногда очень напористо. Проповедую, использую сцену как кафедру, жду обратной связи. Любые эмоции хороши, кроме безразличия.
Конечно, чтобы всего этого добиться, необходим свой театр, от купленного билета. Вот этот самый билет приходится постоянно держать в голове. Из-за него я часто делаю спектакли визуально привлекательными, чтобы за красивой картинкой спрятать главную мысль, часто сложную, болезненную. К сожалению, создать такой театр, какой мне бы максимально хотелось, невозможно.
- Эти новые, неординарные формы, с помощью которых Вы моделируете театральное пространство, дают основание называть Вас реформатором?
- Можно сказать, что я ломаю стереотипы, но реформатором театра себя не считаю.
Справка: Зураб Нанобашвили. Режиссёр. Художественный руководитель Вологодского драматического театра. Заслуженный артист России, лауреат Государственных премий Вологодской области. Награжден Орденом Дружбы РФ и почётным знаком «За заслуги перед Вологдой».
Источник