«ГОЛОСА ИСТОРИИ» — СВЯТЫЕ И СТРАСТОТЕРПЦЫ

XII театральный фестиваль «Голоса истории» (Вологда — Череповец — Кириллов) открылся «Ксенией» Валерия Фокина, а завершился «Ростовским действом» Бориса Покровского.

И спектакль Александринского театра, и площадное действо Московского камерного музыкального театра имени Б. А. Покровского были сыграны на главной фестивальной площадке «Голосов истории» — в Консисторском дворе Вологодского кремля. «Ксения. История любви» по пьесе Вадима Леванова шла холодной и звездной ночью, после полуночи морось сменилась крупинками снега (и это в разгар лета!). Когда в начале спектакля Ксения Янины Лакобы выбежала на мокрые доски площадного пространства и упала навзничь, зал ахнул, испугавшись: вдруг это падение не по роли, а, что называется, по жизни. Фигурка женщины в мужниной шинели в статичной позе полупоклона концентрировала все происходящее в этом пространстве мокрого воздуха и мерцающего света, являя самоотречение, жертвенность, знание и мудрость сердца. И достаточно головное создание режиссера Валерия Фокина (есть ощущение, что он, может быть, и хочет быть кем-то большим, чем театральным аналитиком и графиком, но не может, как человек, разумом желающий веры, почему-то не может впустить ее в свое сердце) вдруг наполнялось подлинным чувством. Вода и холод удивительно работали на создание атмосферы жития главной петербургской
святой, иное пространство сформировало совершенно другой спектакль (об этом утром следующего дня говорил и сам Валерий Фокин). По-другому существовали дивные александринские актеры, явившие целую галерею замечательных образов, кроме Лакобы—Ксении надо назвать Александру Большакову (Катя), Сергея Паршина (Салтыков), Светлану Смирнову (Марфуша), Дмитрия Лысенкова (Андрей Федорович)… Когда в финале Смерть Николая Мартона (его фигура и особенно голос оказывали абсолютно магическое воздействие) уводила Ксению «за кулисы» и их фигуры на мгновение замирали в кремлевской арке, останавливалось время, а переполненный зал (холод и дождь не заставил уйти ни одного зрителя), казалось, сдерживал дыхание.

Зато столичный театр имени Бориса Покровского играл свою «комедию XVII века на Рождество Христово» под ослепительным солнцем, под щебет стрижей и ласточек (только перед явлением Ирода и сценой избиения младенцев в Консисторский двор вдруг прилетели редкие гостьи — четыре вороны), самую глубокую скорбь переплавляя в радость простодушной и искренней веры, без сомнений и рефлексий. Легендарному созданию Бориса Покровского уже больше тридцати лет (премьера была сыграна в 1982 году), в нем легко обнаружить приметы амортизации и даже некоторой обветшалости, но оно все равно захватывает и обаянием игровой стихии, и красотой и мощью массовых сцен, площадным карнавалом, скорбными плачами и едкими шутками, вечными истинами библейской истории.

Между «Ксенией» и «Ростовским действом» было еще десять фестивальных спектаклей. Так сложилась афиша (ее формировали известные столичные критики Ирина Холмогорова и Екатерина Дмитриевская), что их главными героями зачастую тоже становились святые. Или страстотерпцы — мученики за веру, идею, Родину, жертвы властного произвола или житейских обстоятельств. Прелестную, элегантную, простую и затейливую, умную и веселую, очень современно звучащую историю о семейной паре святых «Петр и Феврония Муромские» сыграл Московский центр новой драмы «Практика» (литературная основа — сочинение монаха Ермолая-Еразма, режиссура Светланы Земляковой). Что-то в этом действе было от театрального урока (а темные костюмы и платья с белыми воротничками молодых актеров напоминали униформу хорошей гимназии). Доска, белые парты… Но это был урок без дидактики, веселый, доступный и полезный и взрослым, и подросткам. Спектакль прошел
по грани между ерничаньем и сюсюканьем, ни разу не сорвавшись. Замечателен сам облик молодых актеров, казалось бы, совершенно не современных: таких лиц не увидишь в сериалах или модных зрелищах. Они являли веселье без глупости, сердечность без постности, веру в человека и надежду на счастье. Сочетание старославянского и современного языков бросало мостик между прошлым и настоящим. В финале — духовный взлет: вокальный цикл Александра Маноцкова «Петр и Феврония. История в 12 клеймах». Пели чудная Инна Сухорецкая (она была Февронией) и рыжая, лукавая, тоже чудная Арина Маракулина. Да, Петром был Павел Артемьев, его герой был ведомым, ведь «Петр и Феврония» в «Практике» — абсолютно женская история, в ней все решает женщина.

Столичный Театр. doc тоже привез женскую историю про 29 мая 1453 года — день падения Константинополя, гибели Византии. Событие сугубо мужское, конечно, но все мужчины (император, султан, визирь, кондотьер, оружейник…) умерли. «Когда больше нет мужчин, женщинам остается рассказывать…» Рассказывать, в том числе, и про «150 причин не защищать Родину» (это название спектакля не представляется мне ни точным, ни удачным). Драматург Елена Гремина написала, на мой взгляд, интереснейшую пьесу, создав из исторических документов (плюс собственная фантазия) своеобразный вербатим XV века: этим захватывающим показаниям «очевидцев» веришь. Но вот режиссер Елена Гремина (ее дебют в этом качестве) явно не столь убедительна: без необходимой меры отстранения пять не слишком интересных актрис начинают всерьез изображать мужчин, и в историческом вербатиме вдруг поселяется какая-то несмешная тень тетки Чарлея. Отвлечься от этого, впрочем, помогают стихи султана Мехмета Фатиха и суфийского поэта Юнуса Эмре, специально переведенные для спектакля, а также ни на что не похожая музыка Дмитрия Власика, создаваемая трением камней, орехов и уж на каких-то совершенно загадочных «инструментах». На фестивальном мастер-классе Елены Греминой она предпочла говорить прежде всего именно об этой музыке, хотя без разговоров о новой драме и новой Украине тоже не обошлось.

«Голоса истории» (а это один из немногих российских фестивалей, ведущих свою историю еще с советских времен, у его истоков стоял знаменитый критик Александр Свободин) меняются и, на мой взгляд, меняются в лучшую сторону: после череды фестивалей, главными событиями которых были рутинные спектакли про «бояр, приклеенных к бороде», пришло время, когда здесь стали интересоваться качественно иными театрами («Практика» и Театр. doc — тому пример) и историей, которую уместно называть новейшей. Театр. doc представил на фестивале еще один спектакль — «Вятлаг». Его поставил и играет (совместно с кировской актрисой Евгенией Тарасовой) петербургский режиссер Борис Павлович. Реальный лагерный дневник латышского бухгалтера Артура Страдиньша с 1 января по 31 декабря 1942 года (записи велись на папиросных бумажках для самокруток, карточки с записями, которые методично раскладывает на столе Павлович, напоминают о них. Сухость счетовода, подлинность, строгость и обжигающие эмоции документа. Лейттемы: смерть земляков-латышей, еда («Было очень вкусно», — о какой-нибудь болтушке), воспоминания о жене… Это записи, переведенные с латышского, попали к режиссеру Павловичу довольно давно и не представлялись ему материалом для спектакля. До тех пор, пока два года назад после митинга на столичной Болотной площади не арестовали ученика Павловича Леонида Ковязина. Так возникает связь времен и рождается спектакль. Леонида выпустили на свободу через полтора года, а Борис и Женя (она — жена Ковязина) собираются играть «Вятлаг» до освобождения всех арестантов с Болотной. В диалоге со зрителями после «Вятлага» (он продолжался дольше, чем сам спектакль) тоже больше говорили о дне сегодняшнем.

Еще одна отрадная примета нынешнего фестиваля — расширение географии его участников. Если раньше здесь была представлена почти исключительно центральная Россия, то нынешнюю афишу очень разнообразили два уральских коллектива. Березниковский драматический театр Пермского края сыграл в Консисторском дворе при почти минусовой температуре (а «униформа» большинства героев-детдомовцев военных лет из этого спектакля — трусы и майка!) драму «Вагончик мой дальний» (пьеса Ярославы Пулинович по одноименной повести Анатолия Приставкина, постановка Дениса Кожевникова). «У каждого театра должны быть свои „Братья и сестры"», — сказал на обсуждение этого спектакля критик Павел Руднев. И «Вагончик…» выдерживает это сравнение, являя театральную фреску, действо, в котором звучат не столько голоса отдельных людей, сколько голос всего народа, России в один из судьбоносных моментов ее истории. Отдельного поклона заслуживает актерское мужество березниковской труппы: если в Вологде они играли при жутком холоде, то на открытых площадках Кириллова и Череповца — под проливным дождем, удерживая внимание публики, не желавшей расходиться вопреки разгулу стихии.

Другой уральский коллектив — Магнитогорская драма имени А. С. Пушкина — показал свой спектакль «Время женщин» по роману Елены Чижовой (режиссер и сценограф — Алексей Вотяков), уже побывавший на множестве фестивалей («Камерата», «Маска плюс», «Ново-Сибирский транзит»…). Историю про трех старух из ленинградской коммуналки, спасших от детдома осиротевшую девочку, вологодский зрительный зал воспринимал и как историю собственной жизни (или жизни своих родителей и бабушек). И слушали замечательно, и аплодировали после каждой сцены, особенно трем «старухам» Надежды Лавровой, Марины Крюковой и Елены Савельевой.

Спектакли вологодских театров — непременная составная часть «Голосов истории». В этот раз их было четыре, два связаны с главным театральным юбиляром года — Шекспиром. Камерный театр показал «сюиту для бедного Йорика» «Шекспир RUSSKIY» (режиссер Яков Рубин), где сцены из главных трагедий великого барда переплетались с цитатами из Пушкина, Чехова, Лескова, Островского, Тургенева и др. Замысел, скорее, филологический, чем театральный. Хотя Ирина Джапакова была хороша в Клеопатре, Елена Смирнова в Джульетте, Александр Сергеенко в Ромео, Елизавета Федоренко в пушкинской Марине Мнишек.

Вологодская драма сыграла в пространстве у кремлевской Пятницкой башни «Ричарда II» — эта шекспировская хроника столь редкий гость на российской сцене, что само обращение театра и режиссера Зураба Нанобашвили к ней дорогого стоят. Помост, грозящий обернуться плахой, тюремное подземелье и запредельная высь кремлевских стен. Цвет старого камня и запекшейся крови. Тема верха и низа, земли и воздуха, действия и чувства, воли и покорности… Человек воздуха, человек-жертва в этом спектакле Ричард II (режиссер спрямляет его историю, пороки и ошибки бывшего короля его не очень интересуют, он прежде всего именно жертва, страстотерпец), а человек земли, человек действия — Генри Болингброк, будущий Генрих IV. История рассказана внятно, ассоциаций с историческими персонажами разных времен и народов множество (мне вспомнился наш страстотерпец Николай II), выбор актеров на роли антагонистов очень точен. Дмитрий Бычков в роли Ричарда в лучших сценах
(отречения от трона, прощания с королевой в тюремной камере) демонстрирует трагический темперамент и столь редкое амплуа героя-неврастеника, Николай Акулов в Болингброке — столь необходимую в этой роли брутальность. И в целом актерский ансамбль хорош и гармоничен.

Вологодский ТЮЗ сыграл два спектакля в постановке Бориса Гранатова: «Ромул Великий» Фридриха Дюрренматта и «Марьино поле» Олега Богаева. Первый порадовал актерской работой Эдуарда Аблавацкого в роли Ромула, второй не порадовал ничем.

У нынешних «Голосов истории» нет конкурса (еще одно новшество), что, наверное, справедливо: слишком разные спектакли (по времени создания, по жанрам) сходятся теперь в его афише. И это разнообразие замечательно: город, где нет своего музыкального театра, смог наконец-то увидеть и услышать «живую» оперу, пусть и в полуконцертном исполнении (в костюмах и гримах были только солисты): «Князя Игоря» Александра Бородина в постановке московского театра «Новая опера» имени Е. В. Колобова (режиссер Юрий Александров, дирижер Евгений Самойлов). Из-за погоды спектакль пришлось перенести из Кремля на сцену драмы, из-за чего он, быть может, потерял в зрелищной выразительности, но на энтузиазм и восторг публики это никак не повлияло.

Зрительные залы на «Голосах истории» вообще были неизменно полны, даже переполнены. Фестиваль любим Вологдой, стал своеобразным брендом этого города, законным поводом для интереса и гордости. То, что он меняется, обретая новые формы и смыслы, дарит надежду на развитие. И порядковый номер следующих «Голосов истории», что должны состояться через два года (номер тринадцать), совершенно не пугает. Какие суеверия могут быть у фестиваля, который защищают его герои — святые и страстотерпцы?