Капитолина Кокшенева

ВОЛОГОДСКАЯ МАСКА 2016

Зураб Нанобашвили со своим театром (Вологодским драматическим) с искренностью и серьезностью (спектакль «Святая обитель») вживался в житийные (исторические) и библейские (сакральные) тексты, что весьма и весьма редко случается в современном театре.

Отрывок из статьи. Полная версия здесь.

«Site-specific» театр

У «Голосов истории» помимо внутреннего задания слышания, видения, понимания истории, есть и второе«делегирование» постановочных функций историко-культурному (архитектурному) пространству. Спектакли конкурса «Открытый воздух» шли в Консисторском дворе и у Пятницкой башни Вологодского кремля.

Конечно, ряд спектаклей, которые привезли в Вологду, дома играли в традиционных театральных условиях. Новый опыт работы в открытом пространстве, когда над головой нет привычного «потолка», но только бездна неба, был, полагаю, артистам интересен (помимо трудностей, которые они преодолевали в импровизационном режиме). Вологодские театры репетировали, конечно, в более привилегированных условиях, что, правда, ничуть не сделало их творческие задачи более легкими. Конечно, «Святая обитель» Вологодской драмы явно выделалась уже тем, что Зураб Нанобашвили создавал специальный спектакль, вживляя его в историко-культурное пространство Консисторского двора. Спектакль «Святая обитель» сразу же приобрел особый художественный статус, в котором само место («диктатура пространства») берет на себя функцию «исполнителя» почти наравне с актером, – по крайней мере от актера оно тоже требовало особого психофизического состояния, опирающегося на «натуральность», недоступную в сцене-коробке.

Как рассказать об увиденном в «Святой обители»? Можно ли назвать спектакль Зураба Нанобашвили христианской мистерией, если традиции такого театра у нас, по существу, и не было? Или перед нами Театр Притчи, с ее принципиальной простотой мирского и священного образа и слова, раскрывающих свои смыслы только перед очами веры? Ясно одно – режиссер дерзнул мыслить пространственно и символически (а вот именно символическое мышление нашего современника является еще более проблемным, чем чувствование истории). Дерзнул Русское Средневековье (а каменные стены, которые стали исторической «декорацией» спектакля возведены в 1671-1675 гг.) актуализировать для вологодских зрителей. Центральное событие Театра Притчи – возведение святой обители в местах «диких», «варварских», но и крепких в своей закоренелой верности богам земли. Режиссер не взял житие конкретного святого, но в судьбе Инока (артист Дмитрий Бычков) отпечатался путь христианский. Путь монашеский. Как вера христианская отпечаталась в камне стен кремля, в куполах и крестах реальной Софии, врезавшихся в ночное северное небо.

Страсти Христовы, которые легли в основании европейской мистерии, в сущности взяты как идея у эллинов. Эту идею называют исследователи «идеей ужаса», то есть она состоит в том, что нельзя отворачиваться от Голгофы, делать вид, что ее не было. Нельзя отворачиваться от подвига наших святых, отрекшихся от мира Христа ради, но и свет Христов не утаивающих от него (отсюда столь настойчивый мотив спектакля – строительство обители и храма Божия). Строительство обители, монастырских стен, которые и ныне удивляют нас своей прочностью – это внешняя «храмина». Но храмина духовная тоже строится – в ее основание кладется надежда. В спектакле герой-инок не раз гоним людьми. Придя на Север, он находится среди непросвещенных Светом Христовым и непосвященных в Традицию христианства (становится буквально Лучом Света в темном царстве, о котором мы привыкли слышать школьные «демократические» трактовки). Однако, битый, изгоняемый, он и среди них находит тех, кто являет свою добрую человеческую природу.



Внутренняя храмина держится еще верой и любовью. И это – самые надежные стены обители внутренней. В спектакле З. Нанобашвили Инок не раз прощает приносящих ему побои и лишения; но есть еще и целомудрие (искушение женщиной Инока – важная смысловая часть Театра Притчи). Смирение и кротость, «ум любомудрый» тоже являют крепкие столбцы храмины душевной (в «Святой обители» все масштабные сцены с кочевниками как раз отточено утверждают именно это). Символы внутреннего делания режиссером ухвачены точно (не знаю, насколько интуитивно) – аллегория душа-храм стала давно прочным камнем христианской аскезы. Вот только мы, укорененные в светской психологичности (то есть иной традиции повествования о себе) с трудом вычитываем актуальные и волнующие смыслы в символах и аллегориях христианской культуры. Так что данный спектакль поставил и вопрос о христианской культуре наших современников, которым «скучен» принцип устойчивости и повторения, зато «весела» смена и гонка за сменой впечатлений. Хотя, конечно, зритель, в свою очередь, ставит и перед театром вопросы интересного сценического языка в живом пространстве.

Постановщики «Святой обители» встроили в историческую среду авторскую сценографию, изъяв из неё всяческое самовыражение, и подчинив себя исключительно гению места. Ксредневековым стенам, в нише которых будет чернец играть на свирели (библейском музыкальном инструменте), они пристроили высокую площадку, где в келье Молящаяся будет возносить молитвы, улетающие во Вселенскую Камору – открытое Божье небо. В реальный архитектурный ансамбль были встроены настоящие деревянные ворота, которые символизируют пространство другой (нехристианской жизни), а также забор с острыми заточенными сверху концами бревен. Есть еще и дорога, символизирующая разные жизненные пути идущих по ней и приходящих, в итоге, к Богу Единому, Христу. Сценографы старили все те реальные материалы, которыми «дополняли» исторические камни кремля. Но, одновременно, историческое пространство укрупняло смыслы: катящаяся огромная бочка символизировала жадную сытость, которой трудно понять аскетизм Инока; огромные кони татар (напоминающие античного Троянского коня) усиливали художественное впечатление от борьбы силы видимой (закованной в броню, имеющей оружие) и силы невидимой (внутренне-христианской) Инока. Впрочем, история о белоризцах-воинах, включенная в спектакль, показала, что обители северные и их насельники вполне могли постоять за себя и других защитить.

Пространство, в котором шел спектакль «Святая обитель» стало словно проницаемым, соразмерным всей христианской Вселенной. Мы все вместе оказались «за стенами времени», ощутили реальность событий, связанных с посвящением в Традицию: от гонений Инока мужиками-крестьянами, от побоев татарами, от заушений горожанами, от конфликта с бондарями, от проклятий язычниками-жрецами до принятия его подвига, до воздвижения обители и Церкви, до ощущения новокрещенными силы молитвы и помощи Божией (теперь селиться рядом с Обителью за честь почтут).



Что же главное случилось на спектакле «Святая обитель»? Во-первых, вологодский «театр места» («site-specific»), театр «окружающей среды» (environment) создал событие как со–бытие. В сценическом диалоге участвовала христианская история и «локальная» память. Мы присутствовали при опыте редкой синхронизации нас, сегодняшних, с кругом христианской Вечности. Театральное символическое пространство (Театра Притчи) вышло за пределы времени, но его «сценические края» упирались в нас, зрителей и взаимодействовали со стенами кремля. Зрителям прямо сказали театр и режиссер, что нужно «сердце хранить». Ведь оно то место, куда может постучаться Господь. И эти двери лучше держать открытыми…