Лейла САЛИМОВА
«Насилье, страх, разруха и мятеж…»:
о спектакле «Ричард II» Вологодского драматического театра
Театральный альманах, №11
Историческая хроника «Ричард II» Шекспира – исключительно редкий гость на подмостках отечественного театра. Однако это не остановило художественного руководителя Вологодского драматического театра Зураба Нанобашвили в выборе пьесы для постановки. Ему удается максимально корректно адаптировать ренессансную пьесу, сохраняя истинно шекспировское звучание. Премьера спектакля состоялась в 2014 году на театральном фестивале «Голоса истории» под открытым небом в аутентичных декорациях историко-архитектурного пространства Вологодского кремля: в объятиях ледяной ночи, на фоне кроваво-красных стен Пятницкой башни Архиерейского двора, под меткими яркими лучами софитов, высвечивающих мертвенно-бледные лица героев разворачивающейся трагедии...
Аутентичное историческое пространство часто привлекало режиссеров, берущихся за Шекспира. (К примеру, в 1938 году во дворе Кронбергского замка в Дании был сыгран «Гамлет» в режиссуре Тайрона Гатри, где фоном стали крепостные стены, возвышающиеся над помостом, а конструктивистки выстроенные системы площадок позволили разворачивать действие на нескольких уровнях). Вологодский «Ричард II», впервые «прозвучав» в древних стенах кремля, был позже перенесен в здание театра, но дух и атмосфера, создавшаяся во время первого, «исторического» показа, в спектакле сохранились.
Музыкальный лейтмотив действия с самого начала задают гулкие, глухие звуки барабана, будто отмеряющего ударами последние мгновения жизни идущего на плаху. Темницы, казни, коварные интриги, государственные и личные катастрофы – таков итог правления короля Ричарда II. Он – законный наследник престола, озаренный «божественным» светом, но совершенно не умеющий руководить государством. Историки характеризуют его как слабого и в то же время деспотичного правителя, рано (в 10-летнем возрасте) взошедшего на престол и потому не умеющего вести государственные дела; потворствующего фаворитам расточителя казны, собственно, получившего по заслугам. Совершенно иной образ возникает в спектакле вологодского театра. Здесь он – жертва сложившихся обстоятельств, но осознающий это лишь к финалу своей жизни. Актер Дмитрий Бычков изображает Ричарда большим ребенком, который играет в свое удовольствие, наивно полагая, что всецело выполняет свой долг перед Отечеством. Его невозможно обвинить в каких-либо умышленных злодеяниях и растратах, так как все его поступки кажутся ему сделанными во благо. Царственно приподнятый подбородок, особенная стать, с которой он восседает на троне, – внешне это вполне состоявшийся монарх, впрочем, грешащий излишним самолюбованием, вполне вероятно, произрастающим из осознания собственной слабости (тем сильнее желание самоутвердиться). Однако от него ждут не детских забав, а решительных действий.
Антиподом слабому, несколько женственному Ричарду становится Генри Болингброк в исполнении Николая Акулова, силой и самоуверенностью олицетворяющий мужское, брутальное начало. За ним идут, ему внимают и покоряются. Однако этот образ далеко не однозначный – доказательство тому его покаянный плач в финале спектакля, трагическое осознание избранного им пути. Власть, построенная на крови, на костях – вот, что представляет собой будущее правление Генриха IV. Намек на это есть и в детали костюма Болингброка – кожаной жилетке кроваво-красного цвета, которая резко выделяется на фоне остального костюмного решения спектакля. Сам Ричард II – слабовольный король, обладающий, однако, властью по праву – облачен в белые одежды, его приближенные носят одежду с вязаной фактурой, более мягкой и благородной, нежели приспешники Болингброка, заговорщики, облаченные в кожаную одежду темных тонов. Законный король Ричард во всем противопоставлен изменнику и бунтовщику Болингброку, отнявшему трон силой. Хотя в чем-то
у них есть и сходство – наверное, в том, что ни тот, ни другой не сможет принести счастья и спокойствия своему народу. Не случайно на афише спектакля – визуализация игральной карты: Ричард II с одной стороны, Генрих IV – с другой.
Мотив зеркальности обретает в спектакле и вполне вещественное воплощение: отрекаясь от трона, Ричард смотрит в зеркало – и внезапно швыряет в него камнем. Грохот и скрежет расколовшегося на две половинки стекла – своеобразный рубеж: эпоха Ричарда II осталась в прошлом; наступила кровавая эра Генриха IV.
Интересно и многозначно и сценографическое решение спектакля. Художник Виктор Рубинштейн создает многофункциональную композицию с множеством площадок и уровней, с потайными комнатами и переходами. Передняя часть выстроенной конструкции напоминает черный ящик с откидывающейся крышкой – это один из наиболее сильных действенных образов спектакля. Сначала ящик – это площадка для игры, потом – бесстрастное существо, поглощающее свои жертвы, метафора гроба. В конце он превращается в тюремную камеру, в которую заключают Ричарда II. Оказавшись там, преданный своими приближенными, изможденный, с длинными, спутанными волосами, он являет собой аллюзию на образ Христа. Королева, навещая своего супруга, приходит в камеру уже в черном траурном платье, словно заранее хоронит еще живого мужа. Несмотря на то, что она любит его, он ей почти противен своей слабостью: «Ты – отблеск прежней славы! Ты – не Ричард, Ты лишь гробница Ричарда былого!». Мотив смерти – еще до гибели героя – явственно присутствует и в декорационном решении, напоминающем гроб, и в словах персонажей, и в душевном состоянии героев.
Казнь Ричарда II, также уподобленная распятию Иисуса Христа, завершает действие пьесы. Режиссер, не оправдывая Ричарда как человека, как правителя по ходу спектакля, в конце делает его жертвой, искупившей все: «насилье, страх, разруху и мятеж», кровь своего времени и кровь, пролившуюся при Генрихе IV.
Музыкальный лейтмотив действия с самого начала задают гулкие, глухие звуки барабана, будто отмеряющего ударами последние мгновения жизни идущего на плаху. Темницы, казни, коварные интриги, государственные и личные катастрофы – таков итог правления короля Ричарда II. Он – законный наследник престола, озаренный «божественным» светом, но совершенно не умеющий руководить государством. Историки характеризуют его как слабого и в то же время деспотичного правителя, рано (в 10-летнем возрасте) взошедшего на престол и потому не умеющего вести государственные дела; потворствующего фаворитам расточителя казны, собственно, получившего по заслугам. Совершенно иной образ возникает в спектакле вологодского театра. Здесь он – жертва сложившихся обстоятельств, но осознающий это лишь к финалу своей жизни. Актер Дмитрий Бычков изображает Ричарда большим ребенком, который играет в свое удовольствие, наивно полагая, что всецело выполняет свой долг перед Отечеством. Его невозможно обвинить в каких-либо умышленных злодеяниях и растратах, так как все его поступки кажутся ему сделанными во благо. Царственно приподнятый подбородок, особенная стать, с которой он восседает на троне, – внешне это вполне состоявшийся монарх, впрочем, грешащий излишним самолюбованием, вполне вероятно, произрастающим из осознания собственной слабости (тем сильнее желание самоутвердиться). Однако от него ждут не детских забав, а решительных действий.
Антиподом слабому, несколько женственному Ричарду становится Генри Болингброк в исполнении Николая Акулова, силой и самоуверенностью олицетворяющий мужское, брутальное начало. За ним идут, ему внимают и покоряются. Однако этот образ далеко не однозначный – доказательство тому его покаянный плач в финале спектакля, трагическое осознание избранного им пути. Власть, построенная на крови, на костях – вот, что представляет собой будущее правление Генриха IV. Намек на это есть и в детали костюма Болингброка – кожаной жилетке кроваво-красного цвета, которая резко выделяется на фоне остального костюмного решения спектакля. Сам Ричард II – слабовольный король, обладающий, однако, властью по праву – облачен в белые одежды, его приближенные носят одежду с вязаной фактурой, более мягкой и благородной, нежели приспешники Болингброка, заговорщики, облаченные в кожаную одежду темных тонов. Законный король Ричард во всем противопоставлен изменнику и бунтовщику Болингброку, отнявшему трон силой. Хотя в чем-то
у них есть и сходство – наверное, в том, что ни тот, ни другой не сможет принести счастья и спокойствия своему народу. Не случайно на афише спектакля – визуализация игральной карты: Ричард II с одной стороны, Генрих IV – с другой.
Мотив зеркальности обретает в спектакле и вполне вещественное воплощение: отрекаясь от трона, Ричард смотрит в зеркало – и внезапно швыряет в него камнем. Грохот и скрежет расколовшегося на две половинки стекла – своеобразный рубеж: эпоха Ричарда II осталась в прошлом; наступила кровавая эра Генриха IV.
Интересно и многозначно и сценографическое решение спектакля. Художник Виктор Рубинштейн создает многофункциональную композицию с множеством площадок и уровней, с потайными комнатами и переходами. Передняя часть выстроенной конструкции напоминает черный ящик с откидывающейся крышкой – это один из наиболее сильных действенных образов спектакля. Сначала ящик – это площадка для игры, потом – бесстрастное существо, поглощающее свои жертвы, метафора гроба. В конце он превращается в тюремную камеру, в которую заключают Ричарда II. Оказавшись там, преданный своими приближенными, изможденный, с длинными, спутанными волосами, он являет собой аллюзию на образ Христа. Королева, навещая своего супруга, приходит в камеру уже в черном траурном платье, словно заранее хоронит еще живого мужа. Несмотря на то, что она любит его, он ей почти противен своей слабостью: «Ты – отблеск прежней славы! Ты – не Ричард, Ты лишь гробница Ричарда былого!». Мотив смерти – еще до гибели героя – явственно присутствует и в декорационном решении, напоминающем гроб, и в словах персонажей, и в душевном состоянии героев.
Казнь Ричарда II, также уподобленная распятию Иисуса Христа, завершает действие пьесы. Режиссер, не оправдывая Ричарда как человека, как правителя по ходу спектакля, в конце делает его жертвой, искупившей все: «насилье, страх, разруху и мятеж», кровь своего времени и кровь, пролившуюся при Генрихе IV.