Холмогорова И. В. Ощущение, что это история про очень хорошую семью. Есть мизансцена, когда Призрак, Гертруда и Гамлет сидят втроём в такой своеобразной треугольной композиции совершенно трогательнейшим образом. У меня даже возникла банальная аналогия со святым семейством. И я подумала: была очень хорошая семья, и вот вмешался этот истерик Клавдий. Даже до того как я увидела, что у него падучая, я поняла по очень выразительному существованию актёра (мне кажется, что это одна из лучших работ в спектакле), что перед нами очень истеричный и трусливый человек. Вот появился этот истерик – хотя понятно, что он тоже член семьи, - и всё разладилось. <…> Совершенно свежий, никогда никем не использованный штрих, когда умирающая Гертруда, уже выпившая яд, касается пальцами лба Клавдия и Гамлета. То есть существуют какие-то настоящие, человеческие чувства.
Хусаинова Д. М. Томас Манн назвал своих «Будденброков» историей гибели одного семейства. И мне так же хочется назвать ваш спектакль - «история гибели одного семейства», даже двух – потому что семья Полония тоже хорошая семья. История гибели семейства, причём необязательно царского – это как раз не так важно в вашем спектакле. <…> Сцена молитвы, когда Гамлет не просто не убивает Клавдия, а даже спасает, не даёт ему умереть во время припадка, - как раз подтверждает предположение, что это в самом деле семейная история, семейная драма, где все люди не то чтобы любят друг друга, но не могут относиться друг к другу не по-человечески. И с этой точки зрения ваш спектакль показался очень интересным – я не представляла, что «Гамлет» может быть хорошей семейной драмой.
Берлова М. С. Слово «семейство» здесь очень подходит. Несмотря на такую зловещность и обреченность, которую порождают решётки, тяжёлые декорации, металл, - семейство, которое представлено, вначале по-своему счастливо. Здесь я хотела бы отметить: режиссёром выстроен тонкий психологический театр. Очень точно создан образ Полония. Доминантой его характера становится отцовство – настолько он ответственный и заботливый, что сразу понятно – вот это и есть настоящая отеческая любовь. Эта детскость, эта резвость, которая присутствует в отношениях Офелии и Лаэрта, когда они играют, смеются… Есть какие-то моменты счастья в этой жизни, несмотря на всю мрачность декораций. <…> В самом начале в сцене, когда Гертруда пытается пожалеть Гамлета и сказать: «Ты знаешь», она вдруг смущённо отодвигает руку от головы сына, не кладет её. Клавдий, оказавшийся под загоревшимися витражами, как будто в храме, действительно пытается молиться, делает это искренне, но не находит в себе силы. Всё это – тонкие психологические характеристики персонажей, из которых выстраивается трагедия каждого в этом мире. Становится понятно, как рушится та счастливая атмосфера, которая была в начале спектакля, как каждый персонаж по-своему переживает эту трагедию и действительно искренне страдает.