Нет, нам без А. Н. Островского никак...

С чиновничьей точки зрения дата совсем не юбилейная, никак не вписывается в рамки общегосударственного события, и потому министерство культуры РФ отказалось финансировать фестиваль. Мол, это дело "региональное».

Если бы Александр Николаевич услышал такую оценку своему творчеству, наверное, он бы вздохнул и подумал, что, вот, сколько времени прошло после моих мытарств с чиновниками дирекции императорских театров, столько всяких разных перемен произошло в России с тех пор, а чиновной "косточке" все нипочем. так и служит своим "принцыпам", но только не в поддержку национального репертуара. Ну, и мы не будем сетовать. Потому что были и не перевелись люди, для которых значение творчества классика измеряется не чиновным реестром знаменательных дат, а долгом потомков перед величайшим творцом духовных ценностей, нравственной опорой нашей культуры.

Администрация Костромской области "не ударила лицом в грязь" и взяла на себя заботу о чести и достоинстве А.Н. Островского в его юбилейные дни и, само собой, их финансирование. В рамках обширной культурной программы, центром которой был театральный фестиваль, прошла еще многолюдная конференция филологов «Островский в новом тысячелетии", книжная выставка "Летописец русской жизни", филателистическая "А.Н. Островский и театр", презентация тематического выпуска журнала "Губернский дом", выставки из фондов музея-заповедника А. Н. Островского "Щелыково", а так же фестиваль народных театров и музыкальный вечер "Напевы края берендеев". В один из дней прошла церемония, на которой губернатор Костромской области В.А. Шершунов и председатель Костромской областной Думы в.п. Ижицкий вручили деятелям культуры и искусства памятный знак "180 лет со дня рождения А.Н. Островского" Первые лица не только представительствовали, официально поддержав высокий статус театрального фестиваля, но и были зрителями его спектаклей.

Если на предыдущем смотре превалировала режиссерская трактовка сюжетов классика как грубого фарса, где торжествуют монстры и жалобно скулят их жертвы, то нынешний отличался тенденцией добролюбия и внимания к душе человеческой.

Не случайно, в зрительном зале не раз наступала та особенная театральная тишина, когда люди замирают разом, захваченные общим чувством важных для них впечатлений. Сцена возрождала любовь к художественно-выразительному языку Островского, давая свободу его словесной стихии. Судя по просветленным, будто само собой, улыбающимся лицам зрителей, "чародей слова" завораживал и восхищал их меткостью, щедростью колоритных "коленцев" русского языка, лукаво-веселым тоном и обескураживающей мудростью разговора о жизни. Голос драматурга, не изуродованный режиссерским и актерским своеволием, оживлял способность чувствовать и думать. В душе ликовал праздник "вкусного" слова, и отступала реальность с нашей обезличенной и стандартной речью.

Девять спектаклей, один за другим из вечера в вечер, представляли современникам театр Островского: "Трудовой хлеб" (режиссер А Коршунов, Государственный академический Малый театр России, Москва), "Волки и овцы" (постановка А Попова, Российский государственный академический театр драмы им. Ф.Г. Волкова, Ярославль), "Таинственный вексель", те же "Волки и овцы" (постановка О. Зарянкина, Ивановский областной драматический театр), "Горячее сердце" (постановка С. Морозова, Костромской государственный драматический театр им А.Н. Островского), "Бальзаминов, Бальзаминов!..." (постановка 3. Нанобашвили, Вологодский драматический театр), "Шутники" (постановка Д. Васильева, Кинешемский драматический театр им. А. Н. Островского), "Женитьба Белугина" (постановка М. Есениной, Рязанский областной театр драмы), "Лес" (постановка В. Богатырева, Московский областной драматический театр им. А.Н. Островского) и "Поздняя любовь" (noстановка Е. Вялкова, Костромской драмтеатр).

Сценические работы, разные по художественным достоинствам, тонкие и грубые, постановочные решения, вскрывающие особенности мышления «отца pyccкой драматургии" или мыслящие себя более "продвинутыми", - представленные в одном ряду, они дали срез того разнополярного толкования классики, которое присуще нашему времени.Какое чудо на драматической сцене верный тон!

Артисты Малого театра, верные дети «дома Островского", каким-то невероятным чутьем выбрали давно никем не востребованные "сцены из жизни захолустья" и превратили их в поэзию театра. Будничность и обыденность, как в сказке, обрели смысл сокровенной жизни, которая неспешно обнаруживала себя через душевные движения и чувства людей, неподдельную искренность и сердечность. Забытое нами замечательное понятие "человеческое участие", кажется, буквально согревало воздух спектакля и через рампу - зрительный зал.

Проникновенная игра артистов Малого театра неожиданным образом обратила наше внимание на то обстоятельство, что учитель Корпелов и его племянница Наташа, ее дальняя родственница Женя и все остальные близкие им люди, составляют тот образ дома-семьи, которым очень дорожил сам А.Н. Островский. Вдруг стало очевидным подлинное значение "модели жизни", суть которой определяет и всю философию его драматургии.

Семья - вот центр, где человек проверяется сполна. Все остальное, производное. Какую пьесу ни возьмем, везде непременно встретим родителей и детей, тетушек, дядей и их племянников и племянниц сирот, при всех живут какие-то дальние родственники, нет дома без невест и женихов, а потому так много свах, не говоря о кухарках, работниках и всех, кого называли "домочадцами". Любопытно, что человек без родни в этом кругу вроде, как и доверия не вызывает. Ну, разве можно положиться на ветер? Поэтому холостяк Лыняев в "Волках и овцах" и "сдается" Глафире. "Анализ русского человека" в домашнем обиходе, по Островскому, ничуть не снижает масштаб самобытности натур и сложность характеров. Напротив, в этом зеркале очевиднее реальное лицо.А как подступиться к этому анализу?

Традиционалист Островский, как мы еще раз убедились на костромском фестивале, откликается и открывается только созвучной ему театральной эстетике. А. Н. Островский писал роли для актеров, заботясь не только о жизненной убедительности образов, но и об их сценической выразительности. Лучшие актерские работы фестиваля отличались "верностью натуре", как говорили раньше, и четким, рельефно прописанным рисунком роли...

Мощная, крупной лепки и отточенного психологизма игра Н. Терентьевой в роли Мурзавецкой оказывается доминантой, актерским центром в спектакле ярославцев. В истории Бальзаминова у вологжан неожиданно важными стали сцены, в которых роль Матери (С. Трубина) и кухарки Матрены (Л. Лихачева) были одухотворены и возвышены до образов библейской наполненности. "Уязвленные страстями" натуры, богатые неповторимым и самобытным нравом, как на эпическом полотне, предстали герои в спектакле "Горячее сердце". Редкой, скрытой силы темперамент актрисы А. 3аварихиной в роли Матрены был сродни классическим образам Катерины Измайловой Н. Лескова, Настасьи Филипповны Ф. Достоевского, Лушки М. Шолохова. Как из галереи "знаменитых старух" Малого театра вышла тихо, чтобы никому не мешать и остаться незаметной, Улита Прохоровна Н. Акуловой, старейшей актрисы Кинешемского театра. Мастерский урок свободного и вдохновенного творения образа на сцене преподали актеры Малого театра В. Баринов (учитель Корпелов) и Г. Демина (кухарка Маланья). Когда же режиссер В. Богатырев дописал и ввел образ Несчастпивцева в юности в спектакль "Лес", представил Гурмыжскую легкомысленной и похотливой жрицей любви, а совсем молодая режиссер М. Есенина в "Женитьбе Белугина" одела Агишина во все черное и предложила актеру играть то ли роль Черного человека в судьбе Елены, то ли злодея-искусителя в стиле героев немого кино, - из этих попыток "обновить" А.Н. Островского ничего положительно нового не получилось: все чуждое его природе он всякий раз отторгает.

И еще одно важное фестивальное наблюдение. Театр, как известно. отражает время и состояние чувств. Показательно, что на фестиваль из разных городов привезли спектакли сплошь (кроме "Бальзаминова") со счастливым концом: изживая уныние на подмостках, театр сегодня готовится к созидательному диалогу со зрителем.