Дмитрий Ледовской
О спектакле "ТАРТЮФ" на сцене Вологодского драматического театра
Любая пьеса Мольера – гротескное отображение очень близкой и понятной в любое время жизни со всеми ее страстями, обидами и добротой, подлостью и честностью, любовью и ненавистью. Лицедейство людское вечно, какие бы технологии ни были изобретены.
В первые секунды премьерного спектакля «Тартюф» Мольера на сцене Вологодского государственного драматического театра многим зрителям показалось, что произошла техническая накладка. Занавес приподнялся всего на 40-50 сантиметров и… замер. Но в узком, словно вырезанном пространстве появились ноги персонажей. Начался танец ног. Танец забавный, под стилизованную классическую мелодию (музыкальное оформление – Д.Бортник). Не пытаясь разобраться в хитросплетениях замысла режиссера З.Нанобашвили, все же рискну предположить, что, помимо действительно смешного перепляса, понравившегося зрителям, темпераментный постановщик решил задать этой шуткой горячий ритм и настроение всему спектаклю. И танцующие ноги помчали «Тартюфа» в сценический путь, темпоритм не сбился ни разу за два часа действия. В классической французской драматургии служанка чаще всего представляет смекалку, юмор, хитрость, душевную широту и успешно сражается с лицемерием и подлостью сильных мира сего. Такой и предстала горничная Дорина в исполнении Н.Воробьевой. И по замыслу Мольера она держит нити всей интриги в своих руках, но актриса, как фокус светового луча, притягивала к себе внимание и зрителей, и партнеров невероятным темпераментом, какой-то беззаветной смелостью, задором и лукавством, множеством, на грани риска, находок в движениях, жестах. Ее игра не просто вписалась, но и подчеркнула яркую, сочную сценографию (В.Рубинштейн), большую и богатую, словно театральная люстра – этот золотой портал, белоснежные портьеры... Здесь все играет на спектакль, на тот ритм, что задали танцующие ноги в его начале. Некоторый вопрос вызывают костюмы (Е.Сенатова). Они разные, словно выхвачены из разных столетий, и не всегда гармонируют с тем, что происходит на сцене. Вот госпожа Пернель в исполнении артиста А. Печкина. Явная удача. Хотя эта героиня слегка напоминает зловредную тетушку из «Мэри Поппинс» в исполнении О.Табакова, артист остался и самобытен и оригинален. В этом ему явно помогло мрачно-тяжелое платье с кружевами и шляпа. А вот цветастый смокинг Клеанта (В.Таныгин), короткая юбочка Марианы (М.Сидякина) показались необязательными… И уж совсем неуместным был современный пистолет, оказавшийся в руке возмущенного Дамиса (Н.Акулов). Конечно, это мелочи, но нет в театральном деле мелочей, которые, как известно, рисуют людей.
Очень внимательным оказался к этим мелочам О.Емельянов в роли Тартюфа. В первом акте он появился всего один раз. Некая каталка вывезла его на авансцену в виде римского императора, очень похожего на Нерона, с чашей вина и кистью винограда в руках. Отлично! Ни слова не сказано, достаточно скупые жесты, но это – Тартюф во всей своей мерзопакости от кончика сандалий до лысеющей макушки. И дальше, во втором акте, где Тартюф разворачивается вовсю, О.Емельянов раз за разом, «мелочь за мелочью», все ярче рисует своего героя, преисполненного лжи, ханжества и подлости. Сцена соблазнения Эльмиры (очень яркая и сочная роль М.Витавской), последующего разоблачения его – квинтэссенция спектакля, его эмоциональный пик. Зрители испуганно ахали, когда казалось, что ничто не спасет верную жену, что никто не остановит злодея, тем более что муж Эльмиры, Оргон (Л.Рудой) предстал не только одураченным супругом, но и слишком уж дряхлым и старым для противостояния молодому, прущему вперед подлецу.
А Тартюф уже нашел сторонника в лица судебного пристава Лояля (Д.Мельников). И здесь тоже ясно прослеживается важность мелочи как в игре, так и в костюме. Лояль – персонаж, породивший всемирно известное понятие «лояльность», в спектакле хотя и был в парике и в судебной мантии, однако выходил и уходил со сцены в легком «припрыге», словно говоря всем: «я веселый, я свой, я не злой», создавая острейший контраст каждой своей фразе, каждому слову.
В конце спектакля Тартюф появляется в образе Лаврентия Берии. Прорезиненный плащ, черная шляпа, да и повадки, стать – его, официального палача великого СССР. Прием не плох, но и не нов. И показалось вдруг: а что бы ему, Тартюфу, снова не выйти в конце спектакля в образе того же торжествующего Нерона? И золотая тога была бы в тон сценографии…
Любая пьеса Мольера – гротескное отображение очень близкой и понятной в любое время жизни со всеми ее страстями, обидами и добротой, подлостью и честностью, любовью и ненавистью. Лицедейство людское вечно, какие бы технологии ни были изобретены. Маски, появившиеся в руках всех персонажей перед финалом, круговращение ожившего громадного стола – это уже фантазия лицедейства, его таинство и ирония. В финале и режиссер, и постановщица пластики В.Федотовская находят новые яркие мазки для завершения всего образа спектакля. Снова танец, но уже «не ног», а персонажей, танец под звуки клавесина. Манерные поклоны, и в самом конце – каждый участник спектакля изящно, несколько брезгливо сбрасывает какую-то часть или деталь одежды с разоблаченного Тартюфа! И уводят его, словно собачонку на поводке, напоминая всем – это все-таки комедия! Великая комедия, не подвластная времени, близкая любой нации, актуальная при любом политическом режиме. Француз «Тартюф», я убежден, «прописался» в русской Вологде всерьез и надолго, ведь приняли его при полном аншлаге, радушно и радостно.
Очень внимательным оказался к этим мелочам О.Емельянов в роли Тартюфа. В первом акте он появился всего один раз. Некая каталка вывезла его на авансцену в виде римского императора, очень похожего на Нерона, с чашей вина и кистью винограда в руках. Отлично! Ни слова не сказано, достаточно скупые жесты, но это – Тартюф во всей своей мерзопакости от кончика сандалий до лысеющей макушки. И дальше, во втором акте, где Тартюф разворачивается вовсю, О.Емельянов раз за разом, «мелочь за мелочью», все ярче рисует своего героя, преисполненного лжи, ханжества и подлости. Сцена соблазнения Эльмиры (очень яркая и сочная роль М.Витавской), последующего разоблачения его – квинтэссенция спектакля, его эмоциональный пик. Зрители испуганно ахали, когда казалось, что ничто не спасет верную жену, что никто не остановит злодея, тем более что муж Эльмиры, Оргон (Л.Рудой) предстал не только одураченным супругом, но и слишком уж дряхлым и старым для противостояния молодому, прущему вперед подлецу.
А Тартюф уже нашел сторонника в лица судебного пристава Лояля (Д.Мельников). И здесь тоже ясно прослеживается важность мелочи как в игре, так и в костюме. Лояль – персонаж, породивший всемирно известное понятие «лояльность», в спектакле хотя и был в парике и в судебной мантии, однако выходил и уходил со сцены в легком «припрыге», словно говоря всем: «я веселый, я свой, я не злой», создавая острейший контраст каждой своей фразе, каждому слову.
В конце спектакля Тартюф появляется в образе Лаврентия Берии. Прорезиненный плащ, черная шляпа, да и повадки, стать – его, официального палача великого СССР. Прием не плох, но и не нов. И показалось вдруг: а что бы ему, Тартюфу, снова не выйти в конце спектакля в образе того же торжествующего Нерона? И золотая тога была бы в тон сценографии…
Любая пьеса Мольера – гротескное отображение очень близкой и понятной в любое время жизни со всеми ее страстями, обидами и добротой, подлостью и честностью, любовью и ненавистью. Лицедейство людское вечно, какие бы технологии ни были изобретены. Маски, появившиеся в руках всех персонажей перед финалом, круговращение ожившего громадного стола – это уже фантазия лицедейства, его таинство и ирония. В финале и режиссер, и постановщица пластики В.Федотовская находят новые яркие мазки для завершения всего образа спектакля. Снова танец, но уже «не ног», а персонажей, танец под звуки клавесина. Манерные поклоны, и в самом конце – каждый участник спектакля изящно, несколько брезгливо сбрасывает какую-то часть или деталь одежды с разоблаченного Тартюфа! И уводят его, словно собачонку на поводке, напоминая всем – это все-таки комедия! Великая комедия, не подвластная времени, близкая любой нации, актуальная при любом политическом режиме. Француз «Тартюф», я убежден, «прописался» в русской Вологде всерьез и надолго, ведь приняли его при полном аншлаге, радушно и радостно.