Анна Куваева

"Он, наверху, одобряет войну?"

О спектакле «Страх и война» Вологодского драматического театра

Театральный альманах, № 11 за 2016 год
Бессмертные аккорды «Оды радости» Бетховена завершают спектакль Вологодского драматического театра «Страх и война» и еще раз напоминают всем нам, зрителям: «Alle Menschen werden Bruder», все люди – братья…
В прологе перед зрителем на сценическом круге проплывает все, чем живет этот мир, заполненный страхом – стол следователя, застеленный атласной красной скатертью с огромным изображением свастики, кухня-плаха и петля для непослушных. Мы угадываем лишь очертания этих предметов, но так узнаваемы эти нехитрые приспособления угнетения одних другими и так скоро мы сможем увидеть их в действии.

Сценическое пространство резко разделено на две области – обывательская жизнь (кухня в бюргерском доме, кабинет судьи, трактир, камера смертника) и ирреальность, залитая туманом и голубым светом. Внизу кипят страсти, выясняются отношения. Юная горничная (Виктория Смирнова) в отглаженном накрахмаленном переднике, воплощение чистоты и невинности, слишком дорогой ценой узнает истинное лицо своего возлюбленного (Игорь Ломанович), который повсюду носит с собой мел, чтобы не выходя из очереди отметить подозрительного типа, бурчащего в адрес властей. Молодая еврейка Юдифь Кейт (Анастасия Задорина) складывает одно за одним платья в плетеный чемодан, понимая, что должна спасти мужа своим уходом. Весь свой монолог она направляет вверх: микрофон для связи с внешним миром находится так высоко, что она вынуждена встать на цыпочки и всем телом тянуться к нему, словно говорит она не с партнером в бридж, не с подругой, а с Ним. Кверху направлена и реплика штурмовика (Валентина Иванова) – «Он все может» – и пока не выстреливший пистолет. Где-то вверху находится и собеседник Умирающего (Максим Юлин) в последней сцене первого акта. И хотя рядом - любящая жена, пастор и даже плакальщицы, именно Ему жалуется мужчина. Но кто этот Он? Куда так отчаянно возносятся мольбы и сетования всех персонажей спектакля? Кто возвышается над миром «маленького человека»? Кто замещает в умах людей все – Бога, веру, справедливость?

Огромный земной шар возвышается над планшетом сцены, словно паря в небесах, а в центре - Он, Адольф Гитлер (Виталий Полозов). Здесь он – Бог, ядро вселенной, все, о чем может думать «маленький человек». Никто не способен подняться на такую же высоту. Он словно некий фантом, яркая и узнаваемая картинка, набросанная крупными штрихами – челка, усы, круглые глаза, характерный жест руки. И сам шар, сплетенный из тонких прутьев меридиан, – обиталище фюрера – схема, на которой угадываются земли, жаждущие покорения Им.

Персонажная система спектакля построена на контрасте. Все эсесовцы – строгие, подтянутые, закованные в форму молодые красавцы, убежденные в идеальности своего правителя. Чехи – вроде бы смешные, неуклюжие, в растянутых трикотажных жилетках с ярким национальным орнаментом; они много говорят, зачастую невпопад. Особенно ярко виден этот контраст в сцене, когда растерянного Швейка (Олег Емельянов) приводят в гестапо. Растрепанный, он переминается с ноги на ногу, бубнит что-то себе под нос и даже не знает, как правильно поднять руку – одну или две? – в фашистском приветствии. Напротив него эсесовец (Игорь Ломанович) – подогнанная строго по фигуре черная форма перетянута ремнем, белокурые волосы аккуратно уложены, кристально-голубые глаза практически не мигая смотрят прямо на собеседника. Он прекрасно знает, чего хочет – шпица! Слово, которое так четко вылетает из его уст. В руках фашиста пилочка для ногтей легко сменяется револьвером, и с любым орудием он управляется изящно и ловко. Он – маленькая копия своего кумира.

Но почему же симпатии зрителя на стороне немолодого, некрасивого, не очень умного Швейка? Весь секрет в его неутомимой жажде жизни. И это убедительно доказывает весь второй акт спектакля. Особенно интересен финал. Тут весельчак Швейк внезапно преображается. Ведь даже зонг (в «эпическом театре» Брехта – обозначение музыкальных номеров гротескного или пародийного характера), вроде бы должный порождать эффект отчуждения, Швейк как бы приспосабливает под себя, делая из него народную песенку-побасенку, которую он, солдат, напевает с чисто практической целью – чтобы не замерзнуть. Троекратная просьба Гитлера – «Узнай меня!» – и троекратное же неузнавание его Швейком: «Простите, к сожалению, не узнаю» – как бы стирают образ фюрера из жизни «маленького человека». А «маленький человек» на глазах у зрителя вырастает до масштаба настоящего героя. И ниточка к этому финальному библейскому троекратию тянется из конца первого действия, где волхвы пришли чествовать только что родившегося Младенца – аки Царя, аки Бога, аки Жертву… Тянется и понемногу связывает всех персонажей, населяющих спектакль.

И если люди, не «маленькие человеки», а люди с их страстями и привязанностями будут оставаться людьми, то лопнут меридианы-прутья, шар диктатора расколется, а сам он унесется, как снежная пороша, в вихре легкого танца…

Так удается ли «маленькому человеку» Йозефу Швейку победить самого Адольфа Гитлера? Что мы можем противопоставить тоталитаризму? Спектакль не дает ответа, он ставит вопросы, актуальнейшие вопросы современности. Режиссер Зураб Нанобашвили, начиная работу над спектаклем больше двух лет назад, тонко уловил современную ситуацию.

Страх и война… Что это? Где это? Все, что сейчас происходит в «маленьких» европейских (и не только) странах, не доказывает ли еще раз великую прозорливость искусства? Но спектакль, обращаясь к каждому конкретному зрителю, доказывает, что даже обыкновенный человек способен противостоять бесчеловечной системе. Главное понять — кто наверху?