Бурлеск-шоу Адольфа Гитлера

Конечно, настоящего Адольфа Гитлера вряд ли интересовало, что думает какой-то маленький человек о его великой персоне. Как метко замечает бравый Швейк, "Великому человеку простой народ – все равно что гиря на ногах". Но брехтовскому фюреру любопытно, "каковы чувства маленького человека". Потому что историю делает не одна, пусть даже неординарная, личность и ее выкрикивающее лозунги окружение, но и те, кто в кухонном разговоре соглашаются, "что существуют очень ценные люди и менее ценные и что одним дают инсулин при диабете, а другим не дают". Из этого вымышленного любопытства и родился сюжет спектакля "Страх и война", где на первом плане противоречивые чувства обыкновенного человека в тоталитарном государстве, в гнетущей атмосфере страха друг перед другом, под полным контролем власти.

Для своей постановки в Вологодском драматическом театре режиссер Зураб Нанобашвили взял две большие пьесы Бертольта Брехта – "Страх и нищета в Третьей империи" и "Швейк во Второй мировой войне", соединив их в единую композицию при помощи сквозных персонажей – Гитлера и хора. И если Гитлер (Виталий Полозов) на протяжении всего спектакля не покидает своего огромного шара-клетки, сначала молчаливо наблюдая, а затем обсуждая с генералитетом "маленького человека", то двуликий хор первой части, сопровождающий героев, во втором действии почти в полном составе превращается в гитлеровский генералитет и вместе с ним запирается в клетке.

В первой части спектакля, действие которой происходит "в отеческом лоне" Германии, главной становится тема безволия, мнительности и запуганности внешне благополучных немцев. Человек боится человека вне зависимости от степени родства и близости, должности, национальности, и у любого на спине может оказаться метка смертника.

Отношения героев зарисовки "Меловой крест" выглядят идиллическими: симпатяга-парень в форме штурмовика (Игорь Ломанович) приходит к своей девушке-горничной (Виктория Смирнова), пьет пиво, балагурит с кухаркой (Ангелина Ноздрина). Правда, застолье происходит на импровизированном эшафоте и где-то в стороне даже болтается петля (художник-постановщик Виктор Рубинштейн). Герои все время вынуждены то подниматься, то сходить с этого помоста, тем самым привлекая внимание зрителя к обстоятельствам действия. Приход рабочего, брата кухарки (Максим Юлин), нарушает картину простой, полной мира, любви и нежности жизни. Штурмовик решает похвастаться методами выявления "несогласных" на примере хмурого, недовольного, а значит, подозрительного рабочего. Провоцирующий к опасному разговору штурмовик из доброго малого превращается в ловкача с хитрым прищуром, затем в палача, клеймящего метками на спинах. Но окончательно оголяется истина, когда миляга-штурмовик жестко насилует свою фройлен, скандируя заученные речи о долге и пользе Германии. Изломанный тоталитарной системой, изуродованный государством, он не помнит уже иных человеческих отношений кроме принуждения. Не случайно над сценой все время маячит "Arbeit macht frei", лозунг нацистских концлагерей.

Кто же не боится власти Третьей империи? Обреченные. Юдифь (Анастасия Задорина) в "Жене-еврейке" готова уехать в Амстердам, чтобы освободить от себя мужа-немца. Но прежде она должна отдать последние распоряжения тем, кто остается рядом. Вместо телефона – микрофон, в который она просит, умоляет, требует, почти повисает на нем, цепляясь за голоса тех, кого мы не слышим. А потом микрофон будет фиксировать ее надрывный монолог, ее обличительную речь – "Вы чудовища или подлизы чудовищ!". Она, родившаяся в Германии, никогда не интересовавшаяся политикой, настоящая буржуазная дама, искренне соглашавшаяся с мужем (Николай Акулов) в том, что есть люди второго сорта, теперь сама "в числе неполноценных". История доказала, что отъезд не вернет статус, лишь отсрочит приговор обреченной: в 1943 году 12 тысяч евреев из Амстердама отправились в лагеря смерти.

Так же смело говорит о Третьей империи умирающий (Максим Юлин) в притче "Нагорная проповедь", пытаясь привлечь к ответу Бога. Напрасно священник (Дмитрий Бычков) лихорадочно перебирает страницы Библии в поисках подходящего ответа на неудобные вопросы, а жена умирающего (Марианна Витавская) напрасно упрашивает мужа не компрометировать пастора. Угрозой или оправданием Гитлеру звучит последняя фраза – "Отдавай кесарево кесарю, а божье – богу".

И вот храмовая стена, служившая основной декорацией в последней сцене, поднимается, и над бездыханным телом в окружении свидетелей возникает рождественский вертеп, среди фигур которого величественный фюрер. Надежда на высшую справедливость бессмысленна, ибо кесарево и божье, тот свет и этот, тела живых и души мертвых – все в руках одного маленького человека в глобусе-клетке, и больше "нет бога, кроме Адольфа Гитлера".

С этой же фразы, но без трагического и пророческого оттенка, начинается второе действие спектакля – история гашековского Швейка, волей автора попавшего в обстоятельства Второй Мировой войны. Теперь в центре железного глобуса не рождественская композиция, а "вертеп" совсем в ином значении: кабаре и шутник-конферансье в окружении распутных девиц, бурлеск-шоу Адольфа Гитлера. Под звуки "Лили Марлен" так называемый "генералитет" возбужденно движется, льнет к своему "вожаку". Находясь в центре огромного железного шара, он распоряжается судьбами мира, контролирует жизнь каждого отдельного человека. И вот это уже не просто ближайшее окружение Гитлера, а целый мир, взбудораженный приходом своего освободителя: "Слава фюреру! Слава! Слава!"

Действие второй части спектакля происходит в оккупированной Чехословакии, где фюрера, конечно, не прославляют, но и активно сопротивляться новым порядкам не готовы. В веселом трактире пани Копецки (Марианна Витавская) не ведут политические беседы, здесь пропускают по стаканчику сливовицы или пива, балагурят да вспоминают о былых временах. Вечно голодный Балоун (Аркадий Печкин) мечтает о мясе, молодой Прохазка (Николай Акулов) – о пани Копецке, а Швейк (Олег Емельянов) ни на минуту не умолкает, развлекая всех историями о приятелях и знакомых. В сущности, бравый солдат Швейк – это тот же тип "маленького человека". Однако Швейк, стоящий как бы вне тоталитарной системы, но наблюдающий ее, владеет реальным способом борьбы с режимом. Современный зритель назовет его поведение "троллингом" – издевательство, подстрекательство в наивной форме при демонстрации сочувствия к общим проблемам.

Человек ли это или механическая кукла – фюрер бесцветным голосом рассуждает о военной хитрости и гибели Третьей империи, руки его замедленно дирижируют в такт словам. Швейк, наконец, сбрасывает маску вместе с солдатским облачением – он именно тот, кто с удовольствием и полным правом объявляет Гитлера банкротом и насмешливо смотрит на странный безумный танец бывшего диктатора.

В финале клетка-глобус становится похожа на сувенирный снежный шар с забавной фигуркой внутри. Действительно, важные исторические события стоят на полках нашей памяти такими сувенирными стеклянными игрушками, которые в нужный момент – например, перед знаменательной датой – можно потрясти, продемонстрировать падающий снег и блестки. Но порой даже толстое стекло разбивается вдребезги, тогда сувенир превращается в ящик Пандоры, и все может повториться вновь.