Грузинские мотивы

Речь не о так называемом "перевоплощении" - явлении тоже достойном изумления, - речь о той неожиданной перемене, что случается иной раз с актером, когда актера попросту не узнать. То есть вроде бы всю жизнь изъяснялся прозой и вдруг свободно и легко заговорил стихами. Будто почувствовал незнакомую прежде легкость возможность полета.

Такое преображение - поистине подарок судьбы, способное круто повернуть вектор творческой биографии. Случается он не часто и, как правило, не обходится без участия режиссера. В последний раз, помню, я был его свидетелем прошлой весной на Днях Островского в Костроме… "Не узнал" я на этот раз, казалось бы, хорошо знакомых актеров Вологодского театра в спектакле "Бальзаминов, Бальзаминов!..". Будто другой театр, другие актеры…

"Рука" нового художественного руководителя Зураба Нанобашвили ощущалась в четких линиях пластического рисунка, в единстве образа спектакля и лаконизме режиссерского почерка… Словом, чувствовалась благодетельная для спектакля да и для театра тоже "режиссерская власть", без которой, как известно, любые "содружества" и "товарищества" актеров недолговечны. Но вместе с центростремительной режиссерской волей в спектакле жила та стихия свободной актерской энергии, а местами та пленительная импровизация, которые вроде бы и неподвластны режиссерской воле. Ощущался тот художественный "демократизм", при котором актер чувствует себя не рабом пусть даже и великолепного замысла, а "свободным художником" и творит, подчиняясь, как говорится, зову сердца.

Полусонная одурь Замоскворечья в спектакле обернулась яростью нешуточных страстей. Недалекий мечтатель, фантазер, потешный Миша Бальзаминов И.Рудинского пылко, осатанело жаждал невесты с деньгами. Нищета накаляла его фантазии поистине до белого каленья. А впрочем, - тут все подчинялись зову заманчивых миражей, влекущих людей старого патриархального склада лихорадочно что-то планировать, прикидывать, примерять и пускаться в отчаянные авантюры, которые, как известно, неминуемо кончаются крахом. Однако ж авантюры тут странным образом материализовались, все устраивалось, подтверждая вполне оптимистическую мораль: "За чем пойдешь, то и найдешь". И потому в опьяняющем азарте закручивала новое семейное счастье сваха, стрелой летала Химка, и в предельном нетерпении тела и сердца пребывала купчиха Белотелова. Мир Островского являлся в накаленном и почти гротескном состоянии, и в то же время ни один персонаж не выглядел маской, куклой, на что современный театр эпохи постмодернизма так оказался податлив и падок.

Прошло два месяца, и летом, уже в Вологде, где в очередной раз проходил во всем своем великолепии фестиваль "Голоса истории" и где вологжане обязаны были продемонстрировать свое фирменное блюдо - "спектакль в историко-архитектурной среде", новоиспеченный худрук Вологодской драмы не стал "осваивать" хорошо освоенную до него конфигурацию Консисторского двора или экстерьер Пятницкой башни. Неожиданно ринулся в кущи городского парка с заросшими прудами у самого берега Вологды-реки… Вековые деревья, густые заросли листвы создавали идеальную среду Арденского леса. "Сон в летнюю ночь" играли и в самом деле в летнюю вологодскую ночь (временами на головы зрителей накрапывал освежающий дождь). лес был тактично подсвечен прожекторами, а черные проемы листвы служили естественным прибежищем эльфов.

Пьеса, у которой благодаря музыке Мендельсона репутация весенней и необычайно поэтической сказки, у нас имеет странную и не очень счастливую судьбу. Она то давала повод к безудержной постановочной фантазии, на грани поэтических галлюцинаций, утрачивая при этом какой бы то ни было смысл, то, напротив, погружалась в густой фарсовый "жанр", демонстрируя в сценах "ремесленников" юмор и изобретательность родимых театральных капустников. В спектакле вологжан возникло ощущение гармонии… Я бы не назвал смех на спектакле гомерическим (честно говоря, мне никогда не было особенно смешно при виде Титании, пылающей весенней страстью к… ослу), но это был живой естественный смех…

И в том и другом спектакле нельзя было не увидеть Школу, уровень режиссерского мышления, за которым ощущалось глубокое уважение к тому, что принято называть "европейской культурой". Прежде всего уважение смысла ("здравого смысла" в том числе). Чувство формы и стиля. Стремление к законченности произведения. Все это не было случайным. Зураб Нанобашвили получил не просто хорошее, а, можно сказать, блестящее образование. Выпускник Тбилисского театрального института, он в течение полугода проходил стажировку в Милане в "Пикколо театро ди Милано" под руководством Дж. Стрелера.

"Будучи в Италии, студентом, - рассказывает режиссер, - по молодости лет я считал, что сначала - я, а потом весь остальной мир. Время ставит точку над i и тебя возвращает к реальному восприятию жизни. Большой урок о переоценке ценностей преподал мне Стрелер своей восстановительной работой над спектаклем "Король Лир", вариант 1973 года. Чем больше углубляешься в этот спектакль, в работу Стрелера над спектаклем, тем меньше хочется говорить о своем месте в жизни, тем более спорить о ней, что так азартно мы делали лет 20 тому назад в Тбилиси на площади Хлеба.

Мой педагог Лили Иоселиани, которая вырастила более половины ныне действующих грузинских режиссеров и актеров, на первой же лекции сказала: "Я не буду оспаривать ваш талант, я не буду говорить о любви к театру, допущу это как данность. но сделаю все, чтобы возненавидели эту профессию. Кто выдержит, значит, у того не влюбленность, а призвание".

До Вологды Нанобашвили успешно работал в Иванове, на его счету более двадцати спектаклей.

Вообще же его появление в исконно русской Вологде выглядит, с одной стороны, экзотично (и уж во всяком случае, совсем не типично), а с другой - это как некий просвет ясного неба среди политических туч и смерчей, то и дело проносившихся на постсоветских территориях и задевавших недавно своим крылом холмы Грузии…

Таких просветов чистого "театрального пространства" на нашем горизонте пока немного. Спектакли Темура Чхеидзе в Питере, режиссерские набеги Роберта Стуруа в Москву, вот правда, еще в Омске неугомонный директор Пятого театра Александра Юркова пригласила молодых грузин ставить Брехта и не ошиблась - спектакль "Кавказский меловой круг" вышел превосходным и совсем непохожим на известный классический грузинский вариант… Медленно и неуклюже, спотыкаясь о политические амбиции и обиды, мы пробираемся к тому, что в Европе вот уже не один год именуется "общим рынком"… рынком не только товаров и услуг, но и театральных проектов, замыслов, творчества актеров, режиссеров, художников. Именно в этом контексте хочется видеть появление Нанобашвили в старинном русском городе.

Я хотел познакомить читателя с грузинским режиссером, который недавно (два года с небольшим) начал работать в Вологде, а перед глазами все возникал вечерний Тбилиси, каким он запомнился мне, - в свете огней, отраженных в водах бегущей Куры… с великолепием грузинских театров… Имен… дорогих знакомых лиц… Теперь к этим "кадрам" прибавились кадры бушующей от отчаяния толпы на Проспекте Руставели, толпы, крушащей мебель парламента… Что делать?.. Для людей моего поколения Грузия навсегда останется родной и близкой. А еще, конечно, это как "праздник, который всегда с тобой"… Но который едва ли узнают люди других, может быть, и вполне благополучных времен.