Северный театральный фестиваль в Сыктывкаре

Вот уж точно в духе А.Н. Островского: «Не было бы счастья, да несчастье помогло»! Малый театр, вернее, его историческая сцена в Москве стоит на ремонте, и столичные артисты получили возможность приехать с гастролями в Сыктывкар. Спектаклем «Свадьба, свадьба, свадьба!» (с подзаголовком «сцены-шутки») по двум водевилям А.П. Чехова они начали фестивальную неделю.

Надо отметить, что устроители организовали особую экспозицию перед спектаклем: в фойе играл ансамбль скрипачей, а по прогулочным маршрутам публики фланировали молодые люди в театральных костюмах предположительно 19 века. Такая инициатива театра вполне соответствовала представлениям зрителей, которые собрались смотреть спектакль по произведениям классика. Но уже следующая инициатива выглядела более сомнительно: на сцену неожиданно выскочила делегация артистов в костюмах жителей «глубинки», с гармонистом во главе и подвыпившими мужиками иже с ним. Они стали пытать ведущих (Е. Софронов и О. Родович), как и где найти «свадьбующихся», чтобы повеселиться сообща - тем более, что и подарки, и свой пай для общего стола у них имелся. Группа была симпатичной, состояла из наивно-простодушных энтузиастов, говоривших с выраженным коми акцентом - но у зала восторга не вызвала: все-таки претензии зрителей были более высокими - встретиться с артистами самого Малого, академического, московского! А подвыпивших-то и у нас увидеть нетрудно... Следует отметить, что вышеобозначенная артистическая инициатива из разряда капустников повторялась ежевечерне во время фестиваля.
Приходившие на каждый спектакль понемногу начали к ней привыкать, но все-таки большинство зрителей постоянно ощущали легкую оторопь при ее появлении.

В первом своем спектакле артисты играли нервно, с пережимами. «Плюсовали», стараясь понравиться зрителю. Но интересно было все равно - артисты Малого продемонстрировали влюбленность в детали поведения героев. Это тем важнее в случае с пьесой известной. Г. Подгородинский (Ломов) виртуозно и остроумно демонстрировал периодически подступающие припадки, а его партнер Б. Невзоров с удовольствием и мастерски его передразнивал. О. Жевакина привычно и ловко перебирала стручки гороха, перебрасывалась с женихом ситами как мячами, соревнуясь с ним в упрямстве.

С одной стороны, от добротного качества исполнения, от возможности видеть наяву любимых и известных артистов публика получила ожидаемую смеховую разрядку. Наверное, это немало - показать бесперспективность сплошного упрямства и настырности, высмеять их провоцирующих. Только вот напрочь при этом пропала лирическая составляющая сценической истории. Если же допустить, что как раз в замысле постановщика - убрать эту самую лирическую струю - тогда можно было зрителю хотя бы намекнуть: зачем Наталья Степановна все-таки настояла (дело дошло до истерики!), чтобы непременно вызвать обратно уже изгнанного просителя ее руки?! Суета на сцене завуалировала смысл.

Художник А. Глазунов и во второй части спектакля сразу выявил замысел: комната бедовой вдовушки (Е.Харитонова) занавесью из перламутровых вставок напоминала о раковине, в которую она сама себя пыталась запереть. Ее слуга (П. Складчиков) - длинный, худющий, в чем душа держится, - уж такой преданный барыне, которую, видно, знал с детства - ходил за ней как нянька за неразумным дитем.

В. Петров уверенно сыграл роль разоблачителя вызревающего ханжества - и на его стороне оказывалась сермяжная правда жизни. Принципы принципами, но надобно и род продолжать! Роскошная фактура артиста, его убедительная мужественность, комедийно оправданная агрессия - все подтверждало правоту его героя. Мощное природное начало в помещике Смирнове самого помещика и разоблачало: он первый не устоял против чар застоявшейся в одиночестве, но оказавшейся удивительно жизнелюбивой вдовы.

Второй спектакль «Волки и овцы» очаровал сыктывкарскую публику. И было отчего. Естественно - спектакль, поставленный в 1994 году, был уже неоднократно описан в прессе, разобран критиками и почти безоговорочно восторженно принят публикой. И сыктывкарский зритель был спектаклем восхищен. Л. Полякова задала высочайший - верный и понятный всем тон - с первого появления на сцене. При ней «плюсовать» уже было невозможно. Ее героиня несла пожизненный крест - и сердечная боль ее сразу же ощущалась. Непутевый родственник, чей мозг выедается алкоголем, бездетной тетушкой обожаем, что называется, утробой. Все задуманные аферы предпринимаются ею во имя обеспеченного будущего для племянника, который постоянно срывает ее планы. Д. Марин играет Аполлона уже потерявшим всякую волю, всякое представление о реальном своем состоянии, а между тем в редкие минуты трезвости предстает достаточно симпатичным молодым человеком. И как тут не вспомнить современных нам его «собратьев»... При этом удивительным образом и Л. Полякова, и Д.Марин играли все-таки комедию. Как это им удавалось - секрет их мастерства, актерской природы.

На следующий день после отъезда Малого театра показывал комедию «Провинциалка» по пьесе И.С. Тургенева Областной драматический театр из города Киров. Вятчане привезли постановку, которая обычно играется в бенефисы крупных актеров - пьеса дает возможность обнаружить музыкальность исполнителей, вокальную технику, навыки убедительного перехода от серьезного к комическому и наоборот. Автором оформления и постановщиком была сама исполнительница заглавной роли Е.Одинцова. Ее главными партнерами были А.Матюшин (Ступендьев) и Н.Третьяков (граф Любин), а помогали движению сюжета молодые артисты П.Каныгин (Миша) и З.Пантелеев (лакей графа).

Достаточно простая, условная, но и безликая - без учета особенностей именно этого произведения обстановка - она могла быть использована и в других постановках - как это было в старину: небо для всех на заднике и бантом завязанные длинные шторы по разные стороны сцены, причем, одежда сыктывкарской сцены меж занавесями при этом просвечивала. Элементарные мизансценические точки: трюмо слева, столик справа, диван между ними. Такое оформление, естественно, предполагает высокий уровень мобильности, гастрольной готовности. Большинство сцен происходило не к залу ближе, а в глубине сцены, что не способствовало большему пониманию тонкостей взаимоотношений героев. Собственно, глубины замысла, оттенков общения публика усвоить не успела - спектакль быстро закончился. Что и предполагалось - играющий постановщик просто не в состоянии объять необъятное. Между тем, некоторые моменты представления убеждали в том, что артисты в творческом потенциале имеют возможности для лучшего выявления «предспектакльных» взаимоотношений их героев, для более объемного решения ролей в целом, - как Ступендьева и Любина, так и молодых персонажей. К чести кировчан надо отметить их несомненную музыкальную одаренность и тонкий вкус: краткое, как будто намеренно сдержанное, но удивительно слаженное исполнение романсов, отдельное пение под собственный аккомпанемент на фортепиано Е.Одинцовой - артистов хотелось слушать и слушать.

...Надо иметь большую художественную смелость, чтобы в наше время заявить сначала, а потом и поставить спектакль по пьесе А. Миллера «Смерть коммивояжера». Еще и название изменить - «Когда мы свободны» - чтобы совершенно исключить намек на присутствие чего-либо криминального.

Спектакль хозяев фестиваля - это образец старого (но всегда современного!), доброго психологического реализма, который во многих нынешних театрах замещается занимательностью сюжета, эксцентрикой характеров, поступков, шокирующими подробностями. Между тем обнаруживаемая со сцены внутренняя жизнь героев этого тонкого и сложного для исполнителей стиля бесконечно притягательна, волнующа, узнаваема... И происходящее с Вилли Ломеном не оставило зрителя равнодушным.

Режиссер Ю. Нестеров поставил спектакль про человека, прозревшего позже чеховского дяди Вани - тем горше для него мысль о напрасно прожитой жизни. Момент осознания этого обстоятельства был настолько катастрофичным, что разум его стал двоиться, вызывая из, казалось бы, давно забытого прошлого картины, все более и более подкрепляющие ощущение личной вины.

В. Кузьмин, исполнитель главной роли, играет человека, считавшегося властным и сильным, но вдруг остановившимся в растерянности на перепутье. Он еще по-мужски хорош, еще случается, что голос его играет красками хозяина жизни, но окружающие уже понимают: образ непобедимого Вилли надломлен условиями быстро меняющейся жизни, осознанием неутешительных итогов собственной судьбы. Нервы его напряжены до предела, он в яростном бессилии кричит на свою терпеливую жену, обвиняет и обличает своих взрослых мальчиков, потом в отчаянном оптимизме уверяет себя и всех окружающих в том, что не все еще потеряно, что род Ломенов еще воспрянет успехами его сыновей...

Художник-постановщик А. Репина нашла удивительно емкий образ сценической среды, в которой существуют окружение и семья Вилли: двухъярусная конструкция с ярко-красными тоненькими (газовыми?!) трубками на темно-сером фоне стен и обстановки. Эти трубки словно оплели дом в одночасье постаревшего коммивояжера и проникли не только в его спальни, кухню и другие комнаты - они поселились в его воспаленном мозгу, не дают ему покоя ни днем, ни ночью. Однажды он воспользуется их «подсказкой» и именно с их помощью уйдет из жизни - к своему богатому, вечно хмурому и брюзжащему брату (В. Градов), который, тем не менее, смолоду стал для Вилли недосягаемым символом преуспеяния. Недаром постановщики одели его в одежду, будто пропитавшуюся золотом.

Жена Ломена, верная и бесконечно терпеливая Линда (Г. Микова) не подвергает сомнению ни одного слова из уст своего хозяина. Она готова отстоять его право на ошибки и капризы, не страшась ссоры со своими взрослыми сыновьями. Она отчетливо дает понять, что не променяет «странности» Вилли Ломена на благосклонность детей. Галина Микова когда-то по-настоящему была влюблена в своего мужа - это заметно и по тому, как она внимательна к каждому его слову, как вглядывается в его глаза, как различает оттенки поведения, как не всегда ловко пытается предупредить его гнев, предугадать реакцию. Любви, быть может, сейчас и нет уже, но есть сложившийся единый организм. Без Вилли она себя не мыслит, и, несмотря на то, что с ним она особого достатка не знала никогда, - уважает его за уже имеющееся благодаря его упорному труду - семью, дом, - все как у всех.

В сущности, неплохие парни выросли из двух обожаемых своим папой ребятишек. Звезд с неба, правда, не хватают, но не пропадут - а это главное. Они добрые, покладистые, хотя и не без недостатков: один порхает от женщины к женщине, другой никак не может избавиться от клептомании и никак не может угодить отцу в выборе жизненного пути. Вилли мнилось, что со временем дети непременно поймают птицу удачи за хвост, станут солидными и обеспеченными людьми, а когда этого не случилось, - разочаровался. Не в них - в себе, не сумевшем им помочь. Жену он не замечал - она была лишь приложением к его судьбе.

Рядом с ним были более яркие, агрессивно-сексапильные подруги, вроде той (Н. Пешкина), что любила подарки брать коробками красивых чулок, вроде тех, эффектных и порочных, что сейчас морочат головы его парням. Друга с его сыном (И. Янков и А. Колмаков) он тоже не замечал - они всегда были скучно правильными, тем более, что друг всегда был малорослым и полноватым рядом с подтянутым и позитивным Вилли, и он всегда был, что называется, под рукой, рядом, и всегда готов был помочь. И помогал. Но нет! - выше всех в иерархии ценностей Вилли был брат с его богатством.

Золото в сценических наплывах с его присутствием сверкало так ярко, что в глубокую тень уходили и скромная жена, украдкой штопающая свои чулки, и заботливый, но ничем особым не выделяющийся товарищ, с которым можно было скоротать бессонницу, на которого можно было перевести скопившееся раздражение, у кого можно было стрельнуть денег до получки... Лишь под конец жизни Вилли начал понимать, что с ним делили судьбу бескорыстные, поистине золотые сердца. И в конце концов он начал понимать, как бесконечно многое потеряли его мальчишки, которые по сути лишены были отцовской руки, отцовского внимания. И вот сейчас, вот-вот сейчас они получат страховку - и уж тогда!..

Последний день фестиваля принес еще один сюрприз. Пьесу Г. Лорки «Дом Бернарды Альбы» показал Вологодский государственный драматический театр. Эту драму ставят достаточно часто как в самодеятельном, так и в профессиональном театре, потому что в ней прописаны только женские роли, необыкновенно востребованные в актерских труппах. В постановке можно было предположить и длинноты, и монотонность, и откровенно скучные места. Как бы не так!З. Нанобашвили явил фестивальному зрителю спектакль необыкновенно поэтичный, высоко вознесшийся над бытом, но при этом реалистичный (Лорка писал пьесу, имея жизненный пример), и даже с некоторыми нотками комизма.

...За стенами родового поместья Бернарды Альбы кипит жизнь. Она колобродит вокруг прочно запертой женской крепости, проникает в нее отголосками мужского хора, слухами о наделавших в деревне шума событиях, обрывками обсуждений предстоящей свадьбы одной из пятерых дочерей хозяйки. Два персонажа из дома Бернарды служат посланцами внешнего мира, - такого манящего и такого недоступного другим обитателям. Они хоть и нищие работницы, но гораздо свободнее работодателей ощущают себя в жизни. Понсия (Н.Скрябкова) может позволить себе возражать самой хозяйке, то и дело пренебрегает запретами, со вкусом вгрызется в кусок колбасы, пробует фрукты со стола. Служанка (А. Ноздрина), одетая как и все - в траур по недавно скончавшемся хозяину, - непринужденно и естественно предъявляет роскошное декольте. Дочери же бедной, но аристократически гордой Бернарды чахнут от несвободы, погружаются в депрессию, изводят себя фантазиями, интригуют меж собой, соперничают не на жизнь. Сама Бернарда (М. Витавская), пытаясь поддержать в доме веками заведенный порядок, любя своих дочерей, не желая «испортить породы» их связями с какой-нибудь «деревенщиной» и при этом не имеющая возможностей достаточно обеспечить их будущее, - уже давно находится на грани нервного срыва, но силой воли сдерживает себя, исключительно редко поддаваясь своим естественным порывам. Тем эффектнее они проявляются. Поразительно красиво и точно по замыслу сочинена сцена, когда неприступная вдова, неотчетливо осознавая свои действия, оставшись в одиночестве, в жаркую лунную ночь пытается сбросить с себя тяжелое черное платье и отдаться стихийно возникшему эмоциональному порыву. Но могучая сила воли одолевает этот приступ неожиданной горячности. Потенциально вызревший танец обрывается не родившись.

Нет ни одного образа, который выпал бы из замысла постановщика. Вот все женщины, придя с похорон, подгоняемые еще инерцией ритуала, ходят геометрически правильными кругами. Вот они выстраиваются в ряд и поют общую молитву, и при этом в многоголосом пении дочерей Бернарды (a-capella!) отчетливо проявляется их богатейший лирический потенциал, закованный в траурные одежды. Позже спектакль позволит раскрыться полнее всем сестрам.

Наверное, Магдалена (Н. Ситникова) будет больше всех походить на мать, только, с еще более жестким, язвительным характером. А красавица Амелия (Е. Петрова) так, наверное, и уйдет в себя, угаснет в одиночестве многонаселенного дома... Но вот Мартирио (Н. Воробьева), уязвленная удачливостью младшей сестры, ее счастливой влюбленностью, в ярости бросается на Аделу (Н. Абашидзе) - и в ее руках появляется нож! Адела же полна сил -
любовь Пепе ее переполняет - в два счета одолевает сестру, не принимая в расчет оружия. Вот все сестры, сплотившись, высмеивают старшую сестру, такую нелепую в желании казаться красивее, и перепудренная как белый клоун Ангустиас (Л. Григорьева) затравленным щенком ищет места, где бы спрятаться.

Сумасшедшая мать Бернарды (С. Трубина), которую прячут в доме от людских взоров, напротив - совершенно свободна в проявлении своей внутренней жизни. Пластическая амплитуда исполнительницы простирается от пола до потолка и по всему планшету сцены. Ее персонаж откровенно выражает скрытые в других героинях мысли и желания - иметь много детей, любить и быть любимой, выйти замуж. Ее появление никого не пугает, хотя все знают о ее безумии. Она эмоционально распахнута, полна жизни, одета вопреки заведенным дочерью правилам в свободные светлые одежды (художник по костюмам А. Паутова), позволяет себе не просто чинно ходить по дому, но вволю кружиться, прыгать, пританцовывать, активно искать общения, то и дело сбегая из предназначенной ей клетки. По замыслу режиссера Светлана Трубина - Мария Хосефа, - в своей небольшой по размеру роли создала пленительно-женственный образ, ставший в спектакле убедительным противовесом тотальной несвободе.

Сценограф спектакля В. Рубинштейн представил зрителям часть дома Бернарды, огражденную от мира высокой стеной из кованого железа ржавого цвета, у которой двери захлопываются сверху вниз с лязгом и грохотом, напоминая о тюрьме. Обеденный стол не занимает много места, поэтому артисты открыты в игровом пространстве. Значительную часть одной из стен занимает большая картина, напоминающая о том, что есть грех, и есть люди, имеющие право находить и обличать грешников. Картина выполнена на гибких широких лентах как жалюзи: сквозь них герои проходят во внутренние покои, отчего она будто время от времени прорезается, что несколько отвлекает внимание зрителей. Но такой формат необходим для финала. Адела (Н. Абашидзе), уличенная в прелюбодеянии, услышав известие о том, что ее возлюбленного больше нет - в шоке сбегает ото всех, и ее находят повесившейся. Постановщики решают эту сцену исключительно броско: картина с шелестом сползает на пол, а с ее обратной стороны на сцену вламывается громадный крест, к которому спиной приникла самоубийца. Конечно, распятие - уже само по себе сильнейший символ. Но именно - сам по себе. В контексте спектакля его появление достаточно спорно.

Бернарда говорила сразу после похорон мужа, что восемь лет в ее доме и ветру не будет доступа. Между тем Зураб Нанобашвили так выстроил пластический образ спектакля через звуковые, музыкальные, мизансценические контрасты, что будто ветры все-таки проникают в дом-крепость и будоражат запертых женщин, возбуждая в них волнение и трепет, проявляя всю их эмоциональную палитру. Оказывается в результате, что природные законы, жизненные инстинкты становятся мощнее законов подавления, придуманных людьми.

Первый Северный фестиваль стал большим праздником для сыктывкарского зрителя. И не только. В ходе фестивальной недели на базе Театра драмы имени В. Савина были организованы творческие встречи и мастер-классы. Один из них провел народный артист России В. Дубровский, актер Малого театра. Другой - режиссер, вдобавок популярный телеведущий - М. Борисов.

Студенты Коми республиканского колледжа культуры и актеры разных театров Сыктывкара пообщались с именитыми гостями на различные темы, в том числе о современной режиссуре, о роли театра в жизни общества. Встречи, живое общение со знаменитостями, с профессионалами высокого класса - да просто со знающими и остроумными людьми, - это всегда огромная радость. Студенты еще долго пересказывали и обсуждали услышанное на своих занятиях.

Страстной бульвар, 10. - Выпуск №8-168/2014, Фестивали