Моя мечта надменна и проста:
Схватить весло, поставить ногу в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста.
(Н. Гумилёв)
Да, я — моряк! Искатель островов,
Скиталец дерзкий в неоглядном море.
Я жажду новых стран, иных цветов,
Наречий странных, чуждых плоскогорий.
(В.Брюсов)
И разжигая во встречном взоре
Печаль и блуд,
Проходишь городом — зверски-чёрен,
Небесно-худ.
(М.Цветаева)
Имя дона Жуана кочует по литературным произведениям давно. Наверное, так прочно в литературу и искусство может входить только образ, символизирующий порок, – Вечный Жид, Каин, дон Жуан… Вечное, общечеловеческое, значимое, актуальное во все времена.
Что может быть острее и интереснее, если не история сладострастника, скитальца по чужим ложам – дона Жуана? Впрочем, литературе известен и другой вечный любовник – Казанова, в отличие от дона Жуана оставлявший покинутым женщинам лишь приятные воспоминания. Думается, причину «популярности» образа страстного испанца следует искать отнюдь не в истории его любовных похождений.
Среди многообразия литературных трактовок «Дона Жуана» Зураб Нанобашвили для своего спектакля выбрал мольеровскую пьесу. Безусловно, нельзя назвать произведение 1665 года – современным, сюжет – актуальным. Покинутая жена, отправляющаяся вслед за изменником-мужем, чтобы вернуть его или уйти в монастырь, верный слуга, который терпеть не может хозяина за его «злодейства», убитый на дуэли командор, чья мистическая статуя соглашается прийти на ужин к дону Жуану. Не слишком ли много пафоса для нашего циничного мира? Вся пьеса состоит из довольно длинных монологов, объясняющих причины и следствия. Мольер требует умения слушать, что редко ценится в сегодняшнем театре. Режиссёр сокращает текст, чтобы сделать действие стремительнее, соответствующим динамике 21 века, например, выпускает часть истории Эльвиры и Жуана, в сущности, не объясняя, почему донья Эльвира так удивлена бегством мужа, что отправляется за ним следом. Добряк Гусман, слуга доньи Эльвиры, возмущён: «…Я просто не пойму, как после такой любви и такого явного нетерпения, после таких ласковых уговоров, обетов, вздохов и слез, таких страстных писем, таких жарких уверений и бесконечных клятв, после таких бурных порывов и такого исступления (ведь его даже святые стены монастыря не остановили - так жаждал он завладеть доньей Эльвирой), не пойму я, как после всего этого у него хватит духу нарушить свое слово». Важно ли, что дон Жуан упорно добивался очередной возлюбленной, презрел монастырские запреты, поклялся в вечной любви, связал себя узами брака? Это лишь один из брошенных вызовов – морали, обществу, небу, один из пунктов в длинном списке «злодейств».
В «Жизни господина де Мольера» М.Булгаков писал «Герой Мольера Дон-Жуан явился полным и законченным атеистом, причем этот атеист был остроумнейшим, бесстрашным и неотразимо привлекательным, несмотря на свои пороки, человеком. Доводы Дон-Жуана были всегда разительны, как удары шпагой»… Главный герой спектакля Зураба Нанобашвили отнюдь не атеист, поскольку осмысленно противопоставляет себя высшей силе. Его дионисийская сущность требует буйства, иррациональности, разрушения и отрицания, отвержения законов, навязанных религией и обществом. Дон Жуан в спектакле не распутник, а игрок – он всё время испытывает свою судьбу, бросает ей вызов и ловко уворачивается от ударов её шпаги. Герой гневит небо, не желая видеть грозных предзнаменований.
Но какие бы глубокие философские пласты не открывались в бездне художественного мира спектакля, в «Доне Жуане» есть и комическое начало. Ситуации, в которые попадает герой, действительно забавны, временами курьёзны. Дон Жуан – игрок остроумный, рискованный, ловкий. В женщинах он пробуждает почти животную страсть, которая, порой, проявляется неожиданно комично. Дон Жуан притягателен своей порочностью, которая не выглядит отвратительной, скорее дерзкой и пикантной. Но соблазнив немало женщин разного возраста и положения, сможет ли он одержать победу над единственной достойной соперницей – Вечностью? Проиграв ей свою жизнь в финальной схватке, дон Жуан станет легендой – странником, гонимым жаждой новых побед. Вечность не смогла отказать себе в удовольствии и дальше любоваться этим изворотливым игроком, нераскаявшимся грешником, шагающим сквозь века с той же ироничной улыбкой победителя.